Невыносимая тяжесть бытияГлавная сложность фильма, что его физически неудобно смотреть. Приходится постоянно прерываться, чтобы покурить, выпить кофе, попытаться осмыслить очередной фрагмент или вставленную режиссером в сценарий явно автобиографическую виньетку, плюнуть, поняв, что все-равно толком ничего не поймешь и снять кино с паузы, чтобы с трудом поглотить еще десять-пятнадцать минут экранного времени.
В какие-то моменты ловишь себя на мысли, желании просто выключить «Синекдоху», пусть автор остается сам с собой, наедине с перлами своего разума, но как-то неудобно, таки Чарли Кауфман, вдруг ближе к концу мелькнет сермяжная правда жизни и два часа окажутся долгой дорогой к гениально раскрытому финалу. Тем сильнее наступает разочарование в конце.
Персонаж Хоффмана физически и ментально неприятен, разлагающееся под ворохом всех мыслимых и немыслимых болезней тело, погрязший в пустой бездне саморефлексии разум, распадающаяся, как у библейского Иова жизнь. Даже чудесный, неожиданным образом появившийся грант идет не в помощь, а наоборот тянет его еще глубже, к печально-неизбежному концу.
Следить за тысячей намеков, наметок, рассыпавшихся мелким бисером по тексту, нереально. Для этого надо быть самим Кауфманом, или психоаналитиком Кауфмана, или той неведомой частью подсознания Кауфмана, которая надиктовывает ему такие сюжеты. Может быть такой сценарий написал бы легендарный Бартон Финк Коэнов, но там текст зарубил злобный продюсер. Жаль, что здесь такового не нашлось. Не только не нашлось, но и какая-то сила толкнула Кауфмана в режиссерское кресло, дала ему бюджет и актеров и намекнула, что дело получится.
Создается впечатление, что Кауфман нашел способ заснуть на пару месяцев и параллельно записывать приходящие к нему в дурных снах рефлексии, мысли, смятые и сугубо автобиографичные, а потом в том же беспорядке, как они снились воплотил все на экране. Бессмысленные сны Кауфмана отражаются в бессмысленной жизни Хоффмана на экране, которая отражается в бессмысленной громоздко-бесконечной пьесе, которую Хоффман ставит, а пьеса отражается в таком же бессмысленно-громоздом фильме Кауфмана. Кауфман-Хоффман-Хоффман-Кауфман — дурная бесконечность.
Не всегда, когда видишь что-то странное и непонятное стоит априори восхищаться, боясь опростоволосится. Иногда стоит признать, что король голый, что сюжет надуман, что монтаж превратил фильм в набор беспорядочных фрагментов, что аллегории странны и не поддаются расшифровке, даже если она есть. Да и надо ли пытаться их понять, стоит ли игра свеч? Не придут ли те немногие, кому это удалось, к полнейшей банальщине — как к ответу?
Чем то кино напоминает те нелепые творения современного искусства, которые не раз высмеиваются в фильме, когда отсутствие смысла подменяется запутанностью, громким названием, ажиотажем и вытягивает из критиков похвалы, ведь проще вытянуть какой то смысл, самому его додумать, чем расписаться в том, что ты не понимаешь ничего происходящего.
К действительно талантливым фильмам не надо подходить, обложившись критикой и томами сочинений по психоанализу и толкованию образов, как в Синекдохе. Символизм Тарковского можно не понимать, но просто чувствовать его фильмы, Феллини — восторгаться, психологизм Бергмана сопряжен с отличной игрой и режиссурой — даже сложнейшее его кино во многом ясно и профану.
Может моя рецензия и получилась гневно-напряженной, но это говорит обида и разочарование, несостоявшиеся надежды получить отличный фильм из рук одного из лучших и оригинальнейших современных авторов.