Невидимый светСценарий фильма был прочтен Рэем Чарльзом. В финальных кадрах мы видим самого музыканта. Картина была закончена еще при его жизни, и незримое присутствие этой сложной личности ощущается не только благодаря таланту Джейми Фокса, в рамках внутрифильмовой реальности. Можно, вероятно, расценивать это как одобрение свыше. Фильм назван просто «Рэй», и лаконичность имени, взятого вместо витиеватого утомительного сочетания, кажется куда более выразительной. Воплощенная на пленке биография в очередной раз доказывает, что жизнь способна закручивать события и преподносить интриги ничуть не хуже, чем это сделало бы воображение писателя.
Жизнь человека полна ошибок и побед, она сумбурна и непредсказуема. Основываясь на ее данных, трудно вычертить график, четко направленный снизу вверх — или наоборот, — чтобы подчеркнуть одну важнейшую идею, донести одну ключевую мысль, вынесенную автором из чужого жизнеописания. Да и точка, где график этот оборвется, не однозначно будет точкой взлета или падения. Так и в фильме Хэкфорда, с одной стороны. Несколько сюжетообразующих линий существуют параллельно и развиваются каждая в своем темпе. С другой стороны, все они объединены темами возрастающей популярности Рэя и его опасного увлечения наркотиками. Так они оказываются тесно сплетенными, а затем разрешаются — каждая в свою сторону. Любовная интрижка с Марджи, приправленная остротой наркотического кайфа, оканчивается ее смертью. Семейный конфликт развивается по нарастающей и достигает кульминации в сцене ссоры Деллы и Рэя, после которой он оказывается в клинике. Пребывание в клинике — переломный момент, требующий не просто осмысленного отказа и жестоких физических страданий, но и переосмысления себя самого. Вкрапления детских воспоминаний, одновременно дающих силы бороться и причиняющих боль, в итоге перестают тревожить Рэя. Он получает прощение и освобождается от нее.
Фильм отчасти можно сравнить с калейдоскопом: конкретные фрагменты жизни, представленные вниманию зрителя, подчас совсем малы. Их очень много. Стремительно сменяют друг друга равнины юга, захудалые мюзик-холлы и гигантские концертные залы. Мигание огней и афиш сливается перед глазами, создавая неповторимую атмосферу кочевой концертной жизни. Но главная роль в ее создании принадлежит, конечно, музыке, которая практически не смолкает на протяжении всей картины. Это то, что заставляет Рэя Чарльза жить и дает ему духовную силу наряду с наказами матери: «Стань свободным человеком!», «Не позволяй себя сломать!» В то же время фильм предельно ориентирован на внутреннее состояние Рэя, тонко подчеркивает переживаемые им эмоции, нагнетая напряжение в сценах иррационального страха перед несуществующей водой или неестественного нервического возбуждения во время концерта, передаваемого судорожными рывками камеры. Так же чутко отзывается она на взгляд слепнущего ребенка, медленно размывая знакомые предметы, погружая их в дымку.
Что касается актерского состава — можно сказать, он живет в заданных условиях. Все убедительны, близки и понятны, но лавры следует отдать все же Джейми Фоксу, создавшему образ, почти неотличимый от оригинала, одинаково убедительно хохочущему и рыдающему от горя. Благодаря ему отчетливо видишь человека — далеко не идеального, болезненно самолюбивого, в чем-то легкомысленного и даже бессознательно жестокого, но и раскаивающегося в своих ошибках, любящего, а главное — одержимого своим призванием и потому столь притягательного для других.
Пожалуй, в финале можно было бы отказаться от традиционного перечисления «остаточных» фактов жизни, но все остальное было на своем месте. Чуть-чуть сентиментальности, связанной с детскими воспоминаниями, и капля пафоса в встрече с умершими родными, происходящей в воображении Рэя, немного претенциозны. И в то же время они поэтичны. Цветные бутылки, раскачивающиеся на ветру, и щемящая тоскливость бедных равнин и лачуг — ведь именно этот мир ушедшего и потому прекрасного прошлого воспитал Человека, вдохнул в него музыку и дал шанс подняться на вершину.