Безразличие опасного умаНезнакомец открывает дверь и входит в помещение, где оживлённо беседуют несколько десятков людей. На вновь пришедшего поначалу никто не обращает внимания, но постепенно присутствующие, один за другим, проявляют интерес: говорит он мало, тщательно подбирая слова, придавая им больше веса; ненавязчиво шутит, и юмор его, порой чёрный, веселит и заставляет улыбнуться. Подобным было и появление в кино Томаса Зибена: вошедший говорит вдумчиво, неспешно, слова его увлекают в мир, где звенит тишина, где нет прошлого и будущего — только пустое «сейчас»; там дистанция одного от всех — беспристрастная данность, а действия одного против всех — не попытки её сократить, лишь неизбежное её следствие. Рвано монтируя высказывания в цельный кинотекст, «незнакомец» рассказывает о том, как тихо сходят с ума.
На расстоянии, которое преодолевает камешек, сброшенный с моста на автомобиль, замкнутый Даниель держится от людей. Днём работа в саду, покорное исполнение своих обязанностей и односложные ответы назойливым коллегам. Вечером — камешки с моста и телевизор на сон грядущий. А что если? Однажды с моста полетит булыжник. Однажды парень станет свидетелем убийства лисы: раздастся выстрел, от группы охотников отделится один, чтобы ближе посмотреть на животное, затем все вместе уйдут. Всё будет так: без смысла, без необходимости, легко и весело. Он склонится над мёртвым телом в поле, погладит рыжую шерсть, ощутит на пальцах кровь. А что если? Выйдет на охоту. Движимый местью? Но злосчастные охотники ему безразличны. «Чем больше узнаю людей, тем больше люблю… их убивать», — вероятно, думает Даниель. Вероятно, поскольку проследить ход его мыслей в неподвижном взгляде едва ли возможно. Нередко камера застывает на месте, любуясь бледным лицом, но не помогает проникнуть в отгороженный его мир, скорее, напоминает о трудности этого. Всё будет так: без смысла, без необходимости, легко и весело. Его жертвы уйдут мгновенно и тихо: не будет фоновой музыки, способной подчеркнуть ощущение трагичности происходящего, не будет мук и предсмертных агоний. Нелепая в своей комичности смерть, социальная антиреклама здорового образа жизни. Он склонится над мёртвым телом в парке, ощутит на пальцах кровь. Так один нелюдимый человек поставит очередной опыт.
Так один психически неуравновешенный человек пройдёт дистанцию (длинную? Короткую?) до желания поохотиться не на животных. Скорлупа отчуждения постепенно разбивается, когда привлекательная сотрудница влюбляется в него. И, пожалуй, было бы неверно утверждать, что с появлением Яны в жизни Даниеля ничего не изменилось. Вот уже в квартире звучит музыка, хотя до этого тишину здесь нарушал лишь фоновый шум телевизора по вечерам. Молодая пара начинает жить вместе, затевается ремонт, и прихожая окрашивается в жизнеутверждающий жёлтый. Яна — белокурый говорливый катализатор внутренней борьбы молчаливого садовника. Сумка с винтовкой из временного укрытия за диваном в гостиной перебирается под кровать в спальне, затем переезжает в сарай с рабочими инструментами, чтобы, казалось, отныне пылиться там на верхней полке. Казалось, поскольку достать её оттуда и отправиться на излюбленное место охоты по-прежнему тянет. Подобные Даниелю люди напоминают пустые шкафы — открывая их, внутри ничего не находишь. Из открытых шкафов в его квартире, так же как из глаз его на Яну смотрит пустота. Не горячая, не холодная — чужая, и она не стремится наполниться общением, привязанностью.
Такой случай расстройства личности практически не подлежит лечению, а проявления насилия никак не объясняются травмами прошлого. Возможно, этим продиктован подход Томаса Зибена к исследованию природы помешательства, внезапного желания убивать, который проявится и в следующей ленте Staudamm: не углубляться в прошлое, не искать объяснений, причин, а представить явление через призму следствий, изучить проявления характеров в заданных обстоятельствах. Обыгрывая расстояние на разных уровнях: чередованием общих и крупных планов, эмоциональным отдалением героя от других людей и от самого себя. По иронии, режиссёр так же остаётся к нему безучастен: обходится без нравоучений, не оставляет надежды на сочувствие, не пишет детальный портрет психопата. Управляет и наблюдает. На расстоянии. В традициях «берлинской школы» реалистично, приближаясь по стилю к документалистике. Такая «Дистанция» могла быть сухой и безынтересной, не будь всепроникающего мрака безразличия, пронизанного лучами несмелого чувства. В столкновении противоположностей, которые не могут притягиваться, проступает вопрос: способна любовь что-либо изменить, исправить в человеке? Способен ли этот человек ответить на чувство, если вместо сердца у него чернеет дыра? Не надолго заполняет ноющую пустоту чужая смерть. Желание убивать. Порыв убить в себе это желание. В том и другом случае небольшое расстояние, образно несколько шагов. В одну и ту же сторону?