Узнав о землетрясении, разрушившем армянский город Спитак, мужчина по имени Гор бросает любовницу и мчится туда, поскольку в этом месте живут брошенные им когда-то жена и дочь. Во время катаклизма женщина с девочкой находились в фотоателье, из которого не успели выбраться. И, пока Гор всячески пытается найти родных, разгребая груды камней, по которым ползает раздражающая всех французская фотожурналистка, его жена тихо ждет помощи под завалами, в то время как у дочки на почве стресса случается приступ эскапизма в духе «Страны приливов» и «Голоса монстра».
При просмотре множества современных драм отечественного производства стабильно возникает один и тот же вопрос: как получается, что создатели многих иностранных лент, всего лишь показав двух людей, которые встретились, поговорили и посмотрели друг другу в глаза на прощание, умудряются оставить зрителя с комом в горле и полными слез глазами, а наши истории, основанные на масштабных трагедиях, не вызывают в душе вообще ничего — недавние «Собибор» и «Непрощенный» яркий тому пример. Новый фильм Александра Котта, удостоенный «Святого Георгия» за режиссуру на Московском кинофестивале, точно так же прошел мимо. Любопытно, что попытку поведать миру о страшном землетрясении, случившемся 7 декабря 1988 года и унесшем жизни тысяч людей, уже предпринимал один из самых одиозных современных режиссеров Сарик Андреасян, но не просто так, а еще и с прицелом на «Оскар», на который картина смело пыталась претендовать от Армении. Поскольку тема для Сарика была очень личной, да и вообще разбирать данную проблематику как-то не решились, фильм приняли относительно спокойно, хотя режиссер попросту утопил его в сопливых мелодраматических клише. Котт явно решил опровергнуть поговорку о невозможности войти дважды в одну и ту же реку и снял очередное кино о спитакском землетрясении, вновь выдвигаемое Арменией на «Оскар» (!).
Несмотря на то, что Котт, в отличие от Андреасяна, все-таки не желает ехать на примитивном выдавливании слез, заполняя фильм назойливыми штампами, и предпочитает излишней эмоциональности драматически-отстраненный тон с отказом от дешевых спецэффектов, его «Спитак» оказался не сильно лучше. Самая большая ошибка заключается в том, что при обилии персонажей и их линий люди у него не представляют собой живых, ярких личностей, вместе олицетворяющих общее переживание произошедшего ужаса, оставаясь жутко одномерными. Многочисленные герои «Спитака», даже сам Гор — просто часть сеттинга, ходячие декорации, занятые лишь отработкой функционала, формирующие пускай детально воссозданную, масштабную, но всего лишь картинку, холодную в своей плакатности, и разыгрывающие лоскутную относительно цельности сюжета историю. Из поступков некоторых вовсю сквозят театральность, наигранность, работа на публику и откровенное позирование — это и пафосная манера речи главная героя, напоминающая сценическую, и нарочито демонстративные сцены с выдавливанием линз из очков и бросанием себя под колеса, и загробный конферанс женского войсовера, который уместнее было бы заменить титрами. Понятно, что рассказ о страшных последствиях катастрофы должен вестись очень деликатно, без перегибов и смакования, но и полностью оставлять ужас за кадром в фильме о подобных событиях тоже нельзя. Желая щадить чувства живых свидетелей землетрясения, Котт будто превращает Спитак всего лишь в диораму, на фоне которой зритель должен наблюдать несвязную и неубедительную драму одного персонажа, который сюда, судя по сценарию, приехал чтобы пострадать, да и то лишь после катаклизма — видимо, в мирное время судьба жены и ребенка его не шибко волновала. В итоге история конкретно Гора так и не способна зацепить, поскольку в его лице не удалось воссоздать боль от потери, ощущаемую не просто отдельно взятым человеком или городом, а целым народом. И единственно трогающим компонентом «Спитака» предсказуемо становятся некоторые аккуратно выстроенные мизансцены, самая страшная из которых — погребенный под завалами класс, полный детей.
6 из 10