Grow up, или Алиса здесь больше не живетК 27 годам немного начинаешь что-то понимать. Например, теперь я определенно знаю, что сердце мое будет не раз бито парнями с хитрым прищуром раскосых глаз, но вас это, дорогой мой Кристиан Слэйтер, совсем не касается. Не знаю почему, но его чеширское обаяние совсем не произвело во мне никакого эффекта. Хотя теперь я вижу, чего добивался режиссер «Смертельного влечения».
Спасибо этому фильму за то, что он разбудил одно забытое чувство — то, когда бываешь больной каким-нибудь произведением, топчешься около одной сцены, вспоминаешь ее, пытаешься разгадать. Вот почему — крикет? Мне интересно, к чему это американским школьницам играть в чопорную английскую игру? И не один раз. Режиссер придает этой игре особое значение? Или он, исполнив ребус, открывает эту игру, как подсказку, снова и снова? Ну-ка Оля, отгадай. Да, дайте мне кисти, я дорисую, дайте мне слово, я допишу! И не важно, что думают другие, не важно, совпало ли мое мнение с еще чьим-нибудь. Просто, если кто-нибудь еще не «просто» смотрит кино и не «просто» тут пишет, он поймет мой тихий восторг.
И вот теперь, когда я эту отгадку знаю, что фильм «Смертельное влечение» — это фильм о взрослении, это фильм об Алисе, подросшей, и не совсем в зазеркалье. У нее выросла грудь и губы стали как вишенки, только в голове все те же условности и тру-ля-ля. Она бродит по школьным джунглям, играет в крикет с красной королевой, встречает чеширского кота, готового взорвать ее условную мораль одним выстрелом кошачьих глаз. Но этого мало. Режиссер говорит (а это огромная редкость, когда режиссер «разговаривает» со своим зрителем), что «убить» королеву, уничтожить зло, это полдела. На смену придет более хилый, более злобный соперник. То, что сделала героиня Райдер в конце фильма — захват красной резинки для волос — это больше, чем вызов. Кэрролловской Алисе нужно было лишь проснуться, чтобы повзрослеть, здесь же, в «Смертельном влечении», пресыщенная иллюзиями реальность требует
действия. Игры закончились, впереди маячит что-то неопределенное, скупое на похвалы. Выбор Вероники — не выбор отредактированной морали. Кажется, что в этом инвалидном кресле сидит сама жизнь, и нужно к ней всего лишь повернуться, чтобы «прийти к себе, в себя».
P.S. Теперь песенка «Que sera, sera, whatever will be, will be» будет ассоциироваться не только с «Человеком, который слишком много знал». Леманн режет эту непреложную истину «чему быть, того не миновать», остро заточенными ножницами. «Будущее принадлежит нам» — кричит он в 1988. И я хочу ему верить.
7 из 10