Ключи от раяЗадыхаясь от выхлопных газов и перегара заводских труб, устав от бесконечного телемыла, лицемерия и фальши в отношениях между людьми, от плавящегося асфальта, смога, пыли, толп вечно спешащих, оболваненных, унылых, уставших, вечно с кем-то борющихся, от кого-то чего-то хотящих, несчастных, зачумленных, загнанных людишек, средний урбанистический француз конца 20-го века стремился удрать хоть куда-нибудь — не важно куда, лишь бы подальше от надоевшего быта, от осточертевшего мегаполиса. Полета, любви, свободы — просило сердце загнанного в угол собственной цивилизацией человечка. И вместе с этим средним человеком убежать стремились кинематографисты.
Сперва поколение послевоенных режиссеров, т. н. «Новая волна», стремилось наоборот, спуститься с небес на землю, противопоставляя изящным сказкам, салонным комедиям и залихватским приключениям довоенного кино правду жизни со всей ее неразберихой, грязью, ненавистью, со всеми страхами и комплексами, стремясь излечить свое униженное войной поколение, вскрывая многолетние гнойники, бунтуя против всего косного, нелепого, старого. К середине 60-х бунтарей становилось все меньше и меньше. Некоторые перегорели, иные обуржуились. Благополучное экономическое развитие породило мощный средний класс, который требовал развлечений. И на смену бунтующей молодежи пришли режиссеры, стремящиеся приспособиться к техноподъему и экономическому взрыву. О проблемах предпочитали громко не говорить, над ними все больше предпочитали смеяться и иронизировать.
А уже к середине 70-х все чаще стали проявляться мотивы побега в другую реальность — от проблем, вызванных тем самым экономическим бумом 60-х, от личных неразрешимых неурядиц, от собственной совести и сытости, вызывающей скуку и сонливость, от нагнетающего страх одиночества среди толп одинаково одетых, ездящих на одинаковых машинах, работающих на одинаковых работах людей, превращающихся в человеко-функции. Это стремление оказаться в другом месте, прикоснуться к другой жизни, почувствовать, что еще способен чувствовать, дышать, жить — проявлялось в самых разных жанрах и формах у самых разных режиссерских индивидуальностей.
Горожане бежали в деревню ("Новобранцы идут на войну», «Побег», «Как снег на голову»), на курорты (серия про «загорелых»), в пустыни ("Форт Саган», «Это не я, это он») и леса ("Баловень судьбы»), опускались под воду ("Голубая бездна») и взмывали в воздух ("Ас из асов»), а если бежать было некуда, старались все равно уйти подальше, исчезнуть с глаз обывателей ("Подземка», «Суп с капустой»), а если и это не помогало, замыкались в себе ("Я тебя люблю») или предавались саморазрушению ("Преступники в ночи»). И, конечно, характерна для своего времени финальная сцена в «Беглецах» Вебера: Изгнанник (Ришар) и Нонконформист (Депардье) уводят ребенка просто в никуда — точнее — куда-то, в другую, лучшую жизнь, которая, они уверены, невозможна в том обществе и той стране, которые воспитали их, «создали» и привели к невозможности сосуществования с другими.
Режиссер Филипп де Брока начинал тоже с «новой волной» — помогал Шабролю и Трюффо, но его персональные картины — совсем иные. Де Брока — романтик, вечный странник, смешной и немного замкнутый. Городской сумасшедший, противопоставляющий себя сытому обществу. И все его герои такие. «Африканец» — закономерное возвращение к попыткам романтизировать реальность, убежать от нее в выдуманный или созданный самим собой мир, где у героя будет право жить так, как ему хочется. Это было в «Злоключениях китайца в Китае», «Побеге», «Человеке из Рио», «Великолепном», «Неисправимом», «Ключах от рая» и прозвучало лебединой песней в «Амазонии», где один мэтр (Де Брока) отправил другого (Бельмондо) в джунгли Амазонки, где не было уже почти ничего реального, и это был как будто последний путь. Де Брока всегда стремился найти те самые «ключи от рая», заставляя своих героев пройти огонь и воду в самых разнообразных переделках.
Герои «Африканца» — не успокоенные, страстные, деятельные натуры, сами не знающие толком, чего хотят. Оба бросаются вдаль от привычных парижских кварталов в поисках внутренней гармонии, а обретают друг друга. Гармонию можно найти, только оказавшись рядом с тем, кого любишь, кому ты дорог и нужен. А так — даже распрекрасные африканские джунгли не спасут от одиночества и сердечной лихорадки.
Прекрасный фильм — чуткий, трогательный, одухотворенный, очень романтичный и как бы это сказать… экологически чистый. Для меня степень экранной правды определяется прежде всего сочувствием героям, желанию поставить себя на их место, степенью вовлеченности в сюжет. Так вот — когда я смотрю это кино, я хочу оказаться в этой Африке, влюбляюсь в героиню Денев и понимаю, почему так ведет себя герой Нуаре. Все мне близко и понятно в этом фильме, и, выглядывая в окошко на душный и безжизненный московский асфальт, я тоже хочу лететь куда-нибудь вслед за любимой на фоне голубого неба, разгоняя шумом мотора стада диких зверей. Хочу откреститься от всего, что раздражает в этой жизни и в любой момент отплыть на своем пароходике от любого берега.
Это красивый и лучистый фильм, сдобренный помимо чудесно показанной экзотической Африки (которая, кстати, вовсе не идеализирована) и лиричной музыки, добротным приключенческим сюжетом и историей спасенного брака. Происходит «инъекция другой жизнью», которая что-то переключает в душах людей. И Виктор, и Шарлотт, и даже недотепа Планше, никогда не станут прежними после пережитого. Живительная африканская пилюля заставляет по иному воспринять человеческие ценности, излечиться от цинизма, снобизма, корыстолюбия. Африка научит этих людей полагаться друг на друга, пытаться понять друг друга и увидеть с тех сторон, которые в привычной городской жизни, никогда не открываются. И, конечно, Африка поможет воскресить поостывшие чувства.
Романтика, юмор, любовь, бегство — именно на этих принципах построен «Африканец», достаточно последовательно выразивший основные тенденции кино своего поколения. Очень правдивы оказались в своих ролях Катрин Денев и Филипп Нуаре. В божественную блондинку влюбляешься практически в каждой ее роли. Эта не стала исключением. Нуаре прекрасен в роли Виктора, могучего борца за «чистую Африку» и одновременно труса, сбежавшего от собственной жены туда, где не нужно будет решать проблемы увядающих отношений и где не так чувствуется подкрадывающаяся старость. В этой роли он очень ироничен, как ироничен и тон фильма вообще, как раз и говорящего, что куда бы вы не бежали, важно сперва примириться с собой. В мире с собой человек найдет себя где угодно.
«Африканец» — один из моих любимых фильмов. Его ближайшие братья по крови — «Роман с камнем», «Наверное, боги сошли с ума», «Дикарь», «Ягуар» — тоже любимы мной. Мне близки мотивы бегства и поиска, отрыва от повседневности. И по прошествии многих лет этот душевный фильм об обретении себя остается в фаворе у многих поколений зрителей, добиваясь поразительного эффекта очищения и заставляя снова и снова пытаться найти свой собственный рай со своей собственной Катрин Денёв.
10 из 10