Души незабудки и каша из топораЗнаете, есть такая игрушка — шар, а внутри что-то забавное — снеговик, кораблик, избушка… Перевернешь этот волшебный предмет, взболтаешь как следует, и пойдет снег или золотая пыльца посыплется дождиком. А на просвет живое такое все, светлое, еще более сказочное, чем было. Мир, созданный волшебной режиссерской палочкой Таисии Игуменцевой, столь же герметичен и столь же перевернут, взболтан до состояния сказки-небылицы. Выписанные из социума, из городской цивилизации, из мира мертвого железа люди погружены в откровенно утопические, местами идиллические даже (несмотря на апокалипсис и потоп), условия, заперты, словно в декоративную баночку. И в банке той, любовно-обильно декорированной всякой винтажной всячиной, жизнь тихая, безбурная (даже треугольники любви скруглены и не ранят). В ней нет железных дорог, телефонов, машин, компьютеров, интернета и прочей суеты сует. Вся она милая, невинная, сонная извне, тихая изнутри (вспомним хотя бы финальную колыбельную), интеллигентски-обывательская, обломовская. Много рецензий, упрекающих «Отдать концы» в том, что он наивная благоглупость, что идея в нем вся на поверхности. Живой дух или декоративный царит в фильме, бутафория или подлинность, простота или элементарность? Скорее всего, тут все есть, если нет обмана. И правда в футлярчике фокуса, и души незабудки в каше из топора, и искусственное, «вещное» в спонтанно-живом, льющемся сплошным водопадом…
С одной стороны, что может быть лучше, что желаннее для искусства сейчас, как ни людской ковчег соборности? Кто сейчас про такое снимает? С другой стороны, поверх ковчега этого накинут декоративный поясок эстетства, как ленточка-перевязь для подарка-сюрприза. Так красиво завязано, что начиная развязывать, думаешь: а не остановиться ль, вдруг внутри не такое красивое да игривое. Стилистически это кино может быть охарактеризовано как знаменитая футуристическая корова, идущая по скрипке: грубоватая эксцентрика, игра, заумь, которые, скрывая нежность, еще сильнее ее подчеркивают. Милый, как дамский каприз, стилистически тактичный абсурд, в котором не стоит искать настоящего драйва, безумия и свободы. Однако уклоны в детскость, наив, лубочную простоту не оставляют ощущения сюсюканья и кокетства. Мир декора, мир вещей не побеждает мир людей, а в финале и вовсе появляется благостное ощущение, что смотришь сон с открытыми глазами, словно глухие стены города раздвинулись, все перегородки между людьми рухнули, и явился мир под небесами и настоящая звездная страна. А хихикающая буффонада сменились мистерией. Не сразу это впечатление посещает. Есть масса сцен, где за «буффом» не докопаться до этой самой мистерии, но все же… Во время финала вертелась в голове строчка из «Мистерии-буфф» Маяковского: «Революция, прачка святая, с мылом всю грязь лица земного смыла». В фильме Игуменцевой не революция, конечно, а сломавшиеся хляби небесные. Но мистерия внутреннего освобождения несомненна. Как и ответ на вопрос, есть ли рай на земле: человек сам строитель и хранитель своей земли обетованной.
А еще кино «Отдать концы» о том, как все мы похожи и близки; в крайних ситуациях так и вообще, пожалуй, неотличимы. Чем всё хуже, тем все ближе. Иначе говоря, оно о схожести людской, о тех линиях связи между всеми нами, которые у большинства снимающих, пишущих, ставящих сегодня или вообще оборваны, или надорваны и кровоточат.
Каждый из нас по-своему боится жить, не живет, не додает себе и окружающим многое. То ли прячет, то ли экономит, то ли расплескать боится, не донести до какого-то там великого «потом». То ли банальный страх берет прибавить яркости, резкости, интенсивности, контрастности, теплоты, доброты, творчества… да мало ли что еще мы должны жизни! Девяностопроцентное истребление человечества, толкающее кинодейство, — сказочно-увеличительное стекло. Настолько увеличительное, что каждый и себя, и других видит как на рентгеновском снимке. А когда никаких барьерчеков и перегородок между душами не остается, когда они омыты потопом до состояния детской прозрачности, оказывается, что все люди в душах носят общее — желание любить, желание растить, желание творить и быть счастливым … и непременно чтобы вместе со всеми. Здесь и сейчас.
Вот такая вот соборная сказка об основах (или основаниях) единства (или братства) людей (коров, собак). Вот откуда в фильме редкая по нынешним временам идиллическая тональность, гармоническое звучание. Соборность, по учению наших славянофилов, — целостное сочетание свободы и единства многих людей на основе их общей любви к одним и тем же абсолютным ценностям. Такое понимание соборности сродни древнерусскому понятию «лад». Он и есть общая любовь, когда все любят одно и то же, стремятся к похожему. Фильм явно хочет разгадать «общий код» русской жизни и русской культуры. Но разгадывание это не имеет ничего общего с социально значимым или политически заостренным высказыванием. Оно, скорее всего, сведено к любованию, к попытке хотя бы чуть-чуть дотронуться до корней, найти их. Или просто сказать о родном с любовью.
Эстетизация соборного начала, обильно декорированный рай Таисии Игуменцевой, конечно же, проигрывает по энергетике, по уверенности, по страсти фильмам, в которых царит дух разделения, имя им легион и Ларс фон Триер. Но это выигрышный проигрыш, уже потому что «Отдать концы» — редкостное кино, не хотящее знать и понимать индивидуалистического уединения, разобщения и замкнутости. Кино, без всяких доказательств убежденное и убеждающее в исконной общности людей, в нерушимости линий связи.