Тот, кто не струсилВ море они вышли одной командой, а на берег вернулся только он. Один. Без памяти о штормовом налёте, унесшем в неизвестность старшего брата и других корабельных товарищей, пропавших в студёном море вместе с кораблём и рыболовной снастью, омрачив неудачей промысловый поход.
Ритуальная церковная служба, символичные похороны — вокруг глаза и пристальные взоры. От взглядов — к упрёкам, от упрёков — к недовольству, от недовольства — к подозрениям, от подозрений — к гневу, валом обрушивающимся на опешившего счастливчика, обвиняемого в крупных грехах и малых прегрешениях. Без вины виноватый и не знающий, как искупить навязанный ему долг.
Пронзённого собственной потерей, парня добивают чужим горем. В ответ на извинения разгорается травля, разжигающая горячку смутных воспоминаний, где в хронике прошлого, повторяясь, навязчивой идеей становится рассказанная Матерью легенда о Морском Дьяволе, вера в которого овладевает подточенным отчаянием разумом беспомощного паренька.
Потребовалось совсем немного времени, чтобы Джордж МакКей смог полностью овладеть моим вниманием. По боку — врезки любительского видео с теми, кого уже нет теперь. Человек становится нервом. Нерв несёт внутри неизбывную боль, заглушающую слова, но делающей весомей тело, рассыпающееся под грузом бесконечных «как» и «почему». Не находя оправданий своей удаче.
Перенасыщенная психологическими мотивами история разрушительного давления бытия на личное сознание индивида, охваченного страшной паникой, беспомощного перед собственной слабостью и беззащитного перед людской молвой, когда молодой человек мечется в тупике необратимости, как за спасительную соломинку, хватаясь за овдовевшую невесту брата, уверовав, что мать стоит от него на другой стороне.
Шатаясь от одного к другому, охваченный бредовыми мыслями Аарон развязывает языки друзьям и родителям сгинувших парней, отгораживающихся от спасённого стеной презрения, обрушивая на голову мнимого виновника шквал ненависти и злобы, как это делает Майкл Смайли, и лишая прощения скорбью Кейт Дики, материнским инстинктом разрывающейся между двух сыновей.
Отчуждение вызывает обречённость, а обречённость вселяет веру. Веру в чудо сказочного избавления, овладевающую слабеющим разумом человека, от которого отвернулся весь настоящий мир, оставляя единственно возможным исходом самому стать частью старинной легенды, ну не век же ему с людьми горевать.
