Барышни-солдаткиЕсть женщины в русских селеньях… а вот мужчин нет. Богатырей быстро сменили дураки-Иваны да лентяи-Емели, а к 1917-му году, если верить Месхиеву, русская земля взрастила лишь трусов и тунеядцев. И пока одни ели в окопах немецкую колбасу и отплясывали одинокий лендлер, другие, закусывая красной икрой, подписывали документы о создании женских батальонов смерти. «Для подъёма боевого духа», говорите? Ну-ну. А с каких это пор раздавленное кирзовым сапогом горло семнадцатилетней девочки пробуждает патриотические чувства?
Да, женщины на войне были, и это факт. Но факт постыдный, прискорбный, не делающий чести никому. У войны не женское лицо. И если Станислав Ростоцкий («А зори здесь тихие») или Сергей Мокрицкий («Битва за Севастополь»), надевая на своих героинь солдатскую форму, восхищались их мужеством с горьким сожалением, с отеческой заботой, то Месхиев своим фильмом вершит грязное бытовое насилие. В одной лишь сцене избиения Бочкарёвой, где за неё не вступился ни один мужчина и ни одна женщина, видно всё отношение режиссёра.
Что сразу настораживает, создатели, обрив исполнительниц главных ролей, тут же забывают, что перед ними – представительницы слабого пола. Ни одна из сцен ничего бы не потеряла, если бы – вместо хрупких девушек – показали бы едва оперившихся юношей. В большинстве случаев это даже бы выглядело более логичным. Одному говорят: «Ты слишком толст!», а он хватает кочергу и сгибает её в бараний рог. Эк здоровяк! Другой начинает петушиться и устанавливает свои порядки, едва попав в казарму. Задира и подлец! Третий вступается за слабого – благородная душа, будущий командир! Месхиев забывает, что для женщин ненормально бычиться друг на друга и говорить «Ты чО?» Месхиев словно и не подозревает, что упасть на живот и на грудь для женщины – куда страшнее, чем мужчине получить между ног. Наконец, Месхиев даже пытается нас убедить, что женщина может пойти на поводу у своих сексуальных инстинктов и отпрашиваться у командира на свидание… Честное слово, после этого не хватает только сцены, где батальон русских женщин насилует мальчиков из Гитлерюгенд.
Неспособность постичь «загадочную женскую душу» подводит режиссёра и при попытке развить своих персонажей. Если игра Марии Ароновой говорит сама за себя и не требует других художественных ухищрений, то остальные девушки так и остаются яйцеголовыми болванчиками с чрезвычайно простенькой мотивацией. Сюжетные линии обрываются, не успев как следует начаться: аксельбант переходит от одной к другой, не проливая свет на их внутренние переживания. Дуся теряет место в кадре за три минуты, замерзая в образе «здоровенной бабы без мозгов». Татищевой отведено около получаса, и когда уже кажется, что в ней-то вся соль повествования, её грубо убирают из истории. Вера, так уверенно смотрящая в объектив первую половину фильма, дождавшись своей очереди, едва произносит и полслова. Трагические события, начинающие потихоньку сменять бытовую военную подготовку на втором часу фильма, не вызывают никаких эмоций. Месхиев, очевидно, посчитал, что убиение невинных девушек подействует на подсознательном уровне, но зрителю не так-то просто забыть, что сказка – ложь, и что все эти бритоголовые дамы красуются на обложках глянцевых журналов. В конце концов, все ожидали художественную картину, а не просто видео, где мучают котят/детей/женщин (нужное подчеркнуть)…
«Вдохновляющий» конец фильма абсолютно неуместен: сейчас уже не семнадцатый год, и женские батальоны смертников не спасут ничью войну. Да, это правда, женщины в России всегда могли и в горящую избу войти, и коня на скаку остановить. Но воспевать оду женскому мужеству имеют право только настоящие мужчины, которых ни на экране, ни, по всей видимости, на съёмочной площадке замечено не было.