ВетренноФильмы Альмодовара давно стали отдельной категорией и требуют отдельной оценки с учётом его предпочтений и интересов. Можно собирать кубик Рубика из многоуровневой палитры, приводить его в состояние монолитности, а потом снова разбирать, срывая наклейки с его пластмассовой поверхности. Можно возводить экспрессию в чувство удовлетворённости, неспешным крестным ходом среди общества атеистов. Можно брать женщину, срывать с неё одежду, затем кожу, распахивать душу на проветривание и не спеша бродить по её винтовым лестницам.
Трагедии и эмоции женщин, которых рисует этот испанец, просты, но в тот же момент вульгарны, понятны, но в то же время экспрессивны и гиперболизированы. История Джульетты, простой женщины, потерявшей свою дочь на десятилетия, полна душевных переживаний, которые волей-неволей приходится растягивать на весь хронометраж. Ибо история создана не для того, чтобы захватывать, а для того, чтобы опоясывать.
На мимоходную зарисовку, однажды так мило возникшую на очередном этаже винтовой лестницы, так тихо зашедшую, не стучась, и вселившую уверенность в свою судьбоносность, нашпигованы встречи и образы, у которых не проглядывается именного значения и раскрытие которых так и скрывается под тенью медленно ползущих титров. У ленты нет структуры, отсутствует мотивация, поступки скрываются под слезами и воспоминаниями словно старые замасленные листки дневника, которые ты мысленно переворачиваешь, идя пешком с работы домой. Всё раскрашено прежней акварелью, каждый сюжетный элемент имеет соответствующий ему цвет, и его начинка погибает под его изображением, понимая, что ничего не может противопоставить авторскому приоритету.
В этом и прелесть Альмодовара — он даже из самой незамудреной картины яркими красками рисует полотно. Пусть и пресное, пусть и совершенно безразличное к истории, происходящей с человеком. Здесь требуется иное лекарство.
Альмодовар оперерирует женскими образами как колодой карт, ловко и изысканно, в то же время все мужчины в этой истории резко появляются и также резко исчезают, оставляя лишь напоминания о своём присутствии, некогда так важном, но уже абсолютно бесполезном. С них нечего взять, режиссёр не видит в них наслаждения и отрекается от них, буквально тут же заменяя на новых, столь же заменимых. Сама же главная героиня мертва в своём ярком антураже. Действуя словно неспешно вращающееся на шарнире тело покойника в гробу со цветомузыкой, она умудряется совершать резкие поступки, которые тут же приводят её в уныние, равно как и зрителя.
И в очередной раз встаёшь перед окошком справочной, где накрашенная ярко-розовой помадой дамочка, кушающая мороженое, ждёт твоего вопроса. «А может быть это не видно лишь мне, может быть Альмодовар настолько тонок, что высиживает у каждой подобной Джульетты в душе, пока та проветривается?» Ответа нет, она мило улыбается и переходит к шоколадке, закрывает дверь и уходит, оставляя на свежей земле маленькие точки зрения своих каблуков.
Джульетта ждёт, мы не видим вопросов, не дожидаемся ответов, и всё, согласно летописи развязок, решается.
«Как точно подобран цвет» — говорим мы, но уже не можем вспомнить лица героини. Спасибо, что хоть прогулка по лестнице не прошла бесследно.