Только юбочка помяласьВымывание из общественного понятийного аппарата религиозной этики именно в виде необсуждаемых, неотрефлексированных, буквально воспринимаемых догматов имеет одним из своих неизбежных побочных эффектов ползучий, всё растворяющий, всё разлагающий моральный релятивизм. Когда преступление, не осознаваемое жертвой как таковое, постепенно перестаёт считаться преступлением, любые нравственные ограничения снимаются по взаимному уговору, и милосердие - в довлатовском смысле самопотакания и примата удовольствия над честностью, ясностью, прозрачностью - становится бесконечно выше скучной, всюду жмущей справедливости. Оставшись наедине с самими собой, без ярого всевидящего ока в небеси, люди начинают парадоксально пересматривать на понижение даже не прегрешения свои - в этом им сроду не мешали никакие догматы - но проступки и злодеяния, жертвами которых они стали. Так ли важно, с кем girl-friend прижила записанного твоим младенца? - главное, чтобы оставалась при тебе, живым и тёплым оправданием твоей неприкаянности. Зачем рвать связи с подругой на том лишь хлипком основании, что подруга спит с твоим мужем? - ведь дружбе сроку - вся жизнь, и цена ей - совместный, прибыльный, по одиночке неподъёмный бизнес. Стоит ли поднимать гвалт и полицейский гевалт, если к тебе ворвались в дом и изнасиловали? - ведь покалечить-то не покалечили, ничем не заразили, а тоскливое течение одинокой жизни небезынтересно нарушили, добавили в неё перцу и других терпких и пряных специй. Наконец, само смертоубийство - так ли оно немыслимо-непредставимо, если ты сам жаждешь, сам ищешь смерти?...
Поль Верховен, режиссер, парадоксально позиционирующий себя самым одержимо-религиозным деятелем современного нам Голливуда, всю жизнь вынашивающий замысел снять жизнь Христа, начинающуюся - да, именно так, традиционным верховенским изнасилованием, позже покрытым метафорой Благовещения, очень любит цитировать в своих статьях и интервью Блейка, Вечносущее его Евангелие: 'Антихрист, льстивый Иисус, //Мог угодить на всякий вкус, // Не возмущал бы синагог, // Не гнал торговцев за порог// И, кроткий, как ручной осел, //Кайафы милость бы обрел. // Бог не писал в своей скрижали,// Чтобы себя мы унижали'. Христианство Верховена, утраченное Западом, резко враждебно ставшей ныне всеобщей тенденции обменивать собственную личностную целостность, неприкосновенность перед чужими грешными хотелками - на эмоциональный и душевный комфорт. Его пострадавший - вне зависимости от того, страдает ли он субъективно от совершённого над ним насилия - обязан принять на себя и нести собственное страдание. Чтобы не страдали другие, чтобы зло не превращалось в заурядность, чтобы ценностей незыблемая шкала продолжала определять человеческую жизнь.
Искушениями героини Юппер, сатанински несущей за собой жутковатый шлейф сыгранного за долгую актёрскую биографию бесчеловечья, нелюди, нежити - становятся как раз ловушки душноватой гуманности, нежными, но липкими щупальцами вовлекающие её - в покупку квартиры заведомо и навсегда непутёвому сыну, карьерную помощь бывшему мужу, амбициозному лузеру, снисходительность по отношению к старческой похотливости матери, клиентки профессиональных жиголо, участие по отношению к дряхлому отцу в тюрьме, сидящему за страшную, никаким объяснениям не поддающуюся серию убийств... Юпер, как всегда - символ эпохи, той, в которой высшей добротой и человечностью становится твёрдость в признании греха грехом, зла - злом, милость же, мягкосердечие, благодать приняты на вооружение лукавым. Потому что нетопырь родится серый из души, лишённой веры. А вере сейчас нужны камни, не кисель.
