Животное, светлое, нагое в декорациях индустриальной ГрецииДвадцатитрёхлетняя Марина никогда не целовалась. У неё есть лучшая подруга с богатым сексуальным опытом, а также отец, умирающий от рака. Марина любит передачи о животных сэра Аттенборо и иногда все трое подражают представителям фауны.
Звучит как синопсис очень странного и слишком смелого порно. Нет, это не порно, а всего лишь второй фильм Афины Рахель Цангари (о первом почти ничего не известно). Любопытен он неторопливой, размеренной постановкой, играющей на стыке перформативного и бытового. Вам нужно привыкнуть с самых первых кадров к вызывающему, но очень органичному касательно рамок замысла стилю режиссёра: все три основных персонажа ведут себя немного странно, я бы сказал – как дети, хотя обсуждают между собой весьма взрослые темы. Что ещё делать в этой тихой местности?
Секс и смерть, тактильность и забвение, свобода и тишина – контрасты, главенствующие в «Аттенберге», отзываются как в Марине, так и в её окружении. Девушка познаёт жизнь, природу внутреннюю (через минимальные возможности своего тела по мере возникновения сексуального и околосексуального опыта) и внешнюю (в передачах о животных, в общении с людьми). Девушка взрослеет, раскрывается для самой себя, решается на некоторые поступки, не свойственные закоренелым девственницам. Наконец, девушка познаёт потерю – и это крайний рубеж, после которого ты уже точно не будешь прежним. Спокойная, почти бесконфликтная драма взросления.
Фильм прост и понятен, лишён насыщенного нарратива, выстроен на палитре ощущений. Цангари работает на стыке человеческого и звериного, облекая свои находки в шуточную форму детского баловства с нотками совсем не детского эротизма. В одном кадре героини могут плеваться из окна, в другом – ходить под ручку и беседовать о снящихся деревьях с членами, в третьем Марина «рубится» с папой в лексическую игру, превращая диалог в театрально-перформативное действо. Где-то между запрятаны эпизоды с ездой на мотоцикле, битвой фигурок в настольном футболе, летающим теннисным мячиком, звенящими гитарными струнами и просто ни к чему не обязывающим существованием. Выразительны также сцены сугубо пластического характера (в основном – как раз те, где в основе своей зиждется подражание животным). Всё это вместе взятое составляет полотно необычное, тихое, местами сонное, но живое, пульсирующее, ритмичное.
«Аттенберг» говорит о простых вещах таким же простым, но изобретательным и ощутимым языком, следы которого могут остаться у зрителя на коже, губах, за ушами, в изгибе локтей, на границе солнечного сплетения – как будто с этим фильмом вы учились первому поцелую, но зашли чуть дальше. И когда очарование перестало быть в новинку, посмели остановиться. Вот так бывает. Просто остановились. Но кожа помнит, и губы помнят тоже, и воздух заряжен тем же воспоминанием.
7 из 10
