Кто прав: Ришелье или мушкетеры?Молодой гасконец Д`Артаньян отправляется искать счастья из родных мест в Париж, где попадает в разные приключения и злоключения, но находит друзей-мушкетёров Атоса, Портоса и Арамиса, от чего его приключения становятся только интереснее.
Как и в любой экранизации Дюма, главные вопросы в отношении нашей те же: Что лучше: книга или фильм? и Должен ли режиссёр точно следовать авторскому тексту? Наконец, что я люблю больше — кино или роман? И ответ не прост, потому что и к фильму и к книге, по мере взросления, накопились известные претензии.
Вот, например, всегда было слегка жаль, что Хилькевич убрал слуг и линию «любви» гасконца и миледи, включая Кэт. Вернее, в фильме они становятся какими-то уж совсем штрихованными — как-то нелепо, к примеру, выглядит признание миледи в любви к Д`Артаньяну, а мотив мести мотивирован явно слабовато. Весёлая линия с Рошфором и вовсе заканчивается, едва начавшись.
Не удержался Хилькевич и от своего любимого водевиля — и вот во время войны (вопреки книжному варианту) гвардейцы и мушкетеры устраивают непотребное побоище в Красной голубятне. Наконец, зритель так и остался убежденным в том, что кардинал Ришелье — плохой, а герцог Бэкингэм, не говоря уже об Анне Австрийской, госпоже Бонасье и мушкетёрах, — хороший, что исторической и общечеловеческой истине не совсем соответствует… Тут вот и следует обратиться к тому, чем же является роман Дюма и чем является фильм Юнгвальд-Хилькевича.
Роман Дюма, несмотря на авантюрность и романтизм, является все же историческим. Просто надо иметь ввиду, что он «как бы» основывается на мемуарах дворян той эпохи и написан с позиции и во славу дворян, коими были мушкетёры. Надо учесть и нюансы — что Д`Артаньян из-за своей бедности и худородности делает карьеру военного, Атос по своей знатности настолько независим, что ради чести жертвует всем, чем можно, Портос, напротив, хоть и не беден, но и не родовит, а карьера Арамиса, связанная с церковью, сулит хорошие международные (вненациональные) перспективы. В общем-то все четверо (и не только они) — продукты заканчивающейся, но ещё не ушедшей эпохи Средневековья с ее сословными привилегиями и представлениями. И уж, конечно, представления о чести, даме сердца и рыцарстве почерпнуты ими оттуда же. Кому можно служить? Даме, собратьям по сословию (друзьям) и тем, кто пересекается с этими интересами. Замечу, что служить государству явно не в приоритете у этих молодых ещё людей. А ценность человеческой жизни (особенно в сравнении с честью или тем, что под ней понимается) ничтожно мала — напоминаю, что люди готовы ради защиты своего болезненного плеча, платка или перевязи убить другого человека на дуэли. Не говоря уже о родине, которая и не поминается и даже предается шашнями с английским премьер-министром и Анной Австрийской, которая, в частности, просит Испанию напасть на Францию. Не поминается родина (Франция) никем, кроме… Ришелье. В смысле, только он и… как же я забыл! Бонасье! Галантерейщик… Буржуа, так сказать… И самое удивительное — как раз образ Ришелье. Вот уж кто не связан с прошлым, так это он. Политик Нового времени, как выяснилось, поражает современников силой личности, но становится символом зла — запрещает дуэли (бессмысленные убийства друг другом по ничтожным поводам), заставляет дворян (военных) подчиняться государству, преследует тех, кто якшается с иностранными лидерами (привет Бэкингэму с его подвесками). Кстати, сам Дюма всё-таки сглаживает оценки Ришелье современниками — стоит только почитать восприятие кардинала господином Бонасье. Сословная гордыня противостояла, хотя и не очень организованно и умело, нарождающемуся национальному государству — Франции, защитниками которой и стали буржуа типа Бонасье и государственники — идейные борцы, оторвавшиеся от земли в смысле феода (неудивительно, что это оказались церковники — хранители духовности, так сказать).
Миледи в этом плане тоже не однозначно отрицательный персонаж — независимая женщина, сильная, ловкая и смелая, вынуждена пробиваться наверх через постель (супружескую, конечно), а не только своим умом. В общем-то для ныне живущих это яркий пример феминизма в действии. Именно государственная (во внешней разведке) служба позволяла девушке (она ведь молода) достичь возможного титула, который ей «обломали» мушкетёры. Трудно сказать, насколько удалось отделить свои взгляды от воззрений Дюма и его соавторов-мемуаристов 17 века, но вот такое восприятие трёх мушкетеров из книги сложилось.
А что же фильм? Умное из Дюма сократил раза в два, а субъективное увеличил раза в три. Что и не мудрено, ведь в романе событий и интриг много больше. Но Хилькевич, судя по рассказам о съемках, предпочёл ещё и солидно подурачиться, гиперболизируя события и персонажей. Поэтому интрига уступает место приключениям, фехтование — драке, текст — песне, а малейшее правдоподобие превращается в авантюризм и фантазию. Вот, к примеру, всего лишь слух о влюбленности кардинала в королеву, выдаётся за главный мотив интриг против Бэкингэма и королевы. Или целая линия с лордом Винтером, Фельтоном и миледи укладывается в три минуты в фильме. А сюжет с той же миледи, Д`Артаньяном и де Вардом уложился и вовсе секунд в тридцать. И режиссёр не парился о проработке характеров и психологии.
Но кто был главным зрителем сериала в советское время? Подростки. А разве они притязательны к таким моментам? Юношеский благородный максимализм роднил мальчишек с героями фильма. А тут и типажи, да ещё и песни оказались в режиме «гениальность». Юнгвальд-Хилькевич, упростив конструкцию, угадал настроение всех советских мальчишек — сопротивление миру умных, сильных, взрослых, да ещё и снабжённое массовыми драками, обаятельнейшими персонажами и шикарными песнями Дунаевского и Ряшенцева. Нерациональность и аморальная в чем-то романтика — это символ юношества, доставшийся нам от тёмного, но порывистого средневековья, каким бы прогрессивным ни был Ришелье и его потомки-политики. Кто в 70-80-е не сражался на палках и не сравнивал себя с героями фильма? И это заслуга фильма в гораздо большей степени, чем романа.
