«Помнишь?! Да нет, ни фига ты не помнишь»…Пусть именитые рецензенты увлеченно выискивали в фильме недостатки и вроде бы даже их находили, я всё равно его люблю. За нежность напополам с горечью. За иронию, которая не даёт «Дурному воспитанию» стать излишне помпезным. За неповторимую интонацию режиссёра.
Альмодовар здесь не изменил себе. Все его фирменные фишки на месте. Фильм очень музыкальный. Посмотрев его, невольно начинаешь мурлыкать медитативно-изысканное «ki sas, ki sas, ki sas». Не знаю, рассчитывал великий испанец на какие-то кинематографические аллюзии или нет, но мелодия сразу вызывает в памяти знаменитое «Любовное настроение» Вонга Кар-Вая. И пусть фильмы совсем несхожи, возникает кайфовое ощущение. Примерно такое, когда в чужом городе вдруг встречаешь доброго и славного знакомого. Ещё один знаковый для меня момент: беззащитным, ранимым, способным на глубокую душевную привязанность в этом фильме оказывается самый странный персонаж.
Как только не припечатали «Дурное воспитание» едкие критики! «Феле Мартинес напрасно таращит подведённые глаза, якобы выражая эмоцию». Назвать Энрике пустоглазым — парадоксально и даже чуточку забавно. Начнём хотя бы с того, что глаза у Феле Мартинеса от природы выразительные. А если серьёзно… Абсолютно лишён возможности чувствовать не Энрике, а Хуан. Берналь в роли сладенького плохиша смотрится очень органично. Единственное его желание — урвать со стола, который накрывает тётушка-жизнь, кусок пожирнее. Если для этого надо обманывать, поступать подло — пожалуйста. Прикарманить чужой рассказ, выдать себя за другого — нет проблем. Чужие чувства он примеряет как одежду, в которой пустят в элитный ресторан.
Вот только костюмчик слегка не по размеру… Особенно явно это проявляется в сцене, где новообращённый Игнасио и Энрике едут в машине. Звучит музыка. Видимо, эта мелодия должна навеять общие воспоминания. Молодой режиссёр обращается к своему «другу»: «Помнишь?». Хуан-Игнасио отвечает недопонимающим, как раз-таки пустым взглядом. Здесь просится цитата из Земфиры: «Помнишь?! Да нет, ни фига ты не помнишь»… И дальше — пророческое в контексте фильма продолжение: «А мне же не очень-то нужно».
Энрике — «обычный» демиург-эгоист. Очень реалистичный и понятный персонаж. Разве ему жалко мотоциклиста, который насмерть замёрз, спеша к кому-то, «кто больше не мог ждать»? Нет. Но как он загорается историей, как ему хочется её раскрутить, подать повкуснее! Он может прочувствовать эту историю, понять её. И пусть сейчас у него простой, но он ЖИВЁТ миром кинематографа. Увлечённость и жажда творить делают его более человечным, настоящим. Да, пожалуй, он мне симпатичен. Определённо симпатичен.
С Хуаном-Игнасио Энрике пытается найти что-то общее, понять его. Но интуиция творца быстро выдаёт ответ: перед ним не тот человек. Не тот, за кого себя выдаёт. Не тот, который должен быть рядом. А перед обманщиком и лжецом совсем не стыдно закрыть дверь. Предусмотрительно забрав ключи, — мало ли…
Жалко настоящего Игнасио. Сначала, когда режиссёр предъявляет этакого фрика воспалённому воображению, возникает разочарование. Мол, ждёшь-ждёшь, а тут… Потом понимаешь: нелепый герой в дурацком прикиде много лет лелеет воспоминания о полудетской нежности, сладкой любовной истоме. Надеется, ждёт. Но… Жизнь поманила и не дала ничего взамен. «Мне кажется, у меня получилось», — только и успевает напечатать он перед смертью. Какое счастье, что Игнасио так и не узнал: ничего у него не получилось. Ничего, кроме того, что умел любить. Искренне и на всю жизнь.