Воспитание чувствБесстыдные звуки раскалывают гипнотический мрак, как раскалывает надвое черное грозовое небо электрическая стрела молнии, как раскалывает топор череп, в котором пустили корни мысли о традиционной любви. Бесконечный дикий вихрь стонов, причмокиваний, разгоряченных шёпотков — тот самый, что словно плетьми погонял сластолюбцев на втором круге «дантевского» Ада — теперь без устали погоняет гомофобов всех сортов, начиная от ярых противников педерастии и заканчивая тихими индивидами, страшащимися реальности «содомских» связей. В обществе, где над каждым маленьким мальчиком, как «дамоклов меч» навис детородный орган взрослого мужчины, нет запретов, нет ограничений, нет заблуждений и «зашоренных» воззрений. Есть только любовь, которая не имеет полов, поэтому нет ничего прекраснее, чем двое мужчин, ласкающих друг друга, это же так…естественно.
Педро Альмодовар в своем «Дурном воспитании» доказывает естественность однополых отношений в два счета — он лишает мужчин альтернативы. В греховном кинематографическом мирке испанских страстей нет места женщине, ровно, как и за его пределами. Темный силуэт в шляпке в приходской школе или проходящие мимо длинноволосые девушки — не более, чем просто призрачные декорации, оттеняющие новый настоящий мир мужчин, не в смысле патриархальный, но в смысле — гомосексуальный. И лишь образ матери, до ужасного неловкий и смущающий, распахнувший дверь в собственную спальню в момент сыновней героиново-мужеложской оргии, неуклюже напоминает всем в округе о былых временах, когда «Ева» была так же любима, как и «Адам».
Оставляя женщину за кадром, режиссер, однако, без стеснения эксплуатирует ее образ. Почти мифологическая химера, Игнасио — чудовище с телом мужчины и головой женщины, порожденное Тифоном — падре-великаном, демоном, укрывшимся в церковной обители, и Ехидной — его порочными желаниями, которые змеились клубком под сутаной. Некто искусственный, противный природе, заслуживающий порицания — единственная «она», которую Педро Альмодовар кидает на растерзание перерожденному социуму. Моральный калека Игнасио нарушает идеальное мироустройство «Дурного воспитания» своим стремлением быть кем-то иным, кем-то, кто противоречит принципам равенства и в душе, и в штанах.
Альмодовар научил мужчин не стыдиться откровенных чувств друг к другу. Взяв в одну руку скипетр — фаллический символ, который отныне станет главенствующим в вопросах плотских утех, в другую — державу — символ сознания, освобожденного от пуританских оков, режиссер завещает общественности любить и придаваться страсти, а в ясных красивейших глазах Феле Мартинеса и Гаэля Гарсиа Берналя читается сомнамбулическая преданность и готовность следовать заветам господина. Имея на руках карт-бланш, герои занимаются сексом, убивают, шантажируют, снимают об этом кино и не подозревают, что получив абсолютное право на вседозволенность, над грехом не воспарили, потеряв к нему интерес, а увязли еще глубже. Оставшись наедине с самими собой, мужчины культивировали Его: обман, порок, шантаж, наркотик — и уничтожили Ёе — любовь.
В своем стремлении изобразить повседневность и «безобидность» однополой любви Педро Альмодовар добился прямо противоположного эффекта. Помещая персонажей в центр почти детективной истории, режиссер собственноручно погубил «очарование» гомосексуализма, вытолкнув в центр круга его «аморальность». А краеугольным камнем всей картины становится вовсе не «Страсть!», а именно, что «Готов на все!». «Симпатия», которая возникает не от родства душ, а от сходства половых органов. «Влюбленность», которая измеряется не частотой пульса, но частотой фрикций. «Любовь», которая не способна создать новую жизнь, но вполне может привести к чей-либо смерти.