Камера — перо«Не работать камерой, как веником» (с) Робер Брессон.
В попытках превратить кинокамеру в перо, по заветам Александра Астрюка, очень просто свернуть не туда и превратить её в веник. Именно такой эффект порой производят новаторские эксперименты с формой в картине Годара. Что же является целью всей этой заведомо спланированной небрежности – эффект реальности, документальности, или же наоборот привлечение внимания к кинематографичному потоку сознания, акцентирование на различии между происходящим на экране и в зрительском зале? Понятно одно – чрезмерное использование всех этих приёмов только отвлекает от той самой выстроенной реальности в 24-х кадрах в секунду. В целом, такой стиль может быть очень удачно применён, но иногда дрожащая камера в простом следовании за актёрами и неуместные джамп каты, оправдываются только безудержным стремлением режиссера-дебютанта, вчерашнего печатного критика, уставшего от забронзовевшей формы повествования, разорвать оковы устаревшего мышления. При оторванном взгляде на реализацию этой новой свободной техники видно, как она только становится на ноги и учится ходить. Глоток свежего воздуха – длинная сцена в спальне, которая воспринимается на последнем (одном) дыхании. По большей части, свободная от навязчивых, операторских и монтажных приёмов, передаёт весь дух новой волны, где печали предпочитают небытие, где не принимают компромиссов, а требуют всё или ничего. И на стенах Пикассо, и Ренуар это просто «неплохо»... Отдельные элементы эстетики Парижа 60-х, как и сам, волшебно запечатленный город, с его газетными лавками на каждом углу, оставляет тебя в наполненном светом настроении того времени.
Герой авантюрист, который никогда не оборачивается, который мчится вперёд, а под конец устаёт. Через двадцать лет подобное случится с героем Олега Янковского в Полётах во сне и наяву. Схожесть судеб Мишеля Пуакра и Сергея Макарова показывает, что по части содержания у Годара вышло произведение актуальное вне временного и исторического контекста. Хотя был там и свой «застой», с которым так боролись Годар, Трюффо и команда, и наступила там своя «перестройка», средствами новой волны...
Как бы там ни было, протаптывая дорогу в сторону живого и дышащего изображения, у Годара точно получилось «стать бессмертным, а потом... умереть».