В последнее время при просмотре фильмов у меня часто возникает мучительное раздражение из-за невыразительности картин. С вами бывало такое, что вы слышите приятную песню, но звучит она слишком тихо, отчего вам приходится напрягать слух, и это очень бесит? Хочется крикнуть: «Сделайте погромче!». Или вы видите красивую фотографию, но слишком блеклую и размытую, отчего вас тянет открыть ее в Фотошопе, и добавить цвета и контраста? Резкости, яркости — одним словом, выразительности.
В отношении кинокартин эта самая выразительность проявляется в напряженности, сгущенности атмосферы и эмоциональности персонажей. Я не говорю об откровенной истеричности (хотя в определенных жанрах она очень вкусна и эффектна), я говорю о сильных чувствах, которые легко могут быть обнаружены даже за маской хладнокровия, если актер хорош, а что до саспенса, то нет ничего более волнующего, чем ощущение опасности, когда мурашки, бегущие по телу персонажа, мелкой рябью передаются зрителю. Но этого нет, поскольку музыка едва слышна, а снимок блеклый и размытый.
К чему все эти рассуждения? К тому, что два последних фильма, буквально вчера посмотренные мною, вызвали сходную реакцию — новая версия «Детей кукурузы» и «Плетеный человек»; истории по сути своей интересные и захватывающие, но поставленные без должной выразительности. Я не просто так назвала эти фильма — они связаны между собой одной тематикой секстанства и, если вам угодно, тихого безумия людей, чья психика покорежена религией, как смятое крыло автомобиля. А что может быть более благодатной почвой для взрыва эмоций, чем столкновение нормального, вменяемого человека с толпой фанатиков, для которых нормой является то, что отрицается здоровым обществом? Да громкость должна быть на максимуме, а краски столь ярки, что впору жмуриться!
Простите мне мои параллели, но начну с «Детей кукурузы», в которых мне откровенно понравилась первая половина, и полностью разочаровала вторая. Прелесть первой части заключалась именно в ее напряженности (хорошей, крепкой напряженности), построенной на взаимной химии двух главных героев — мужа и жены, которые ожесточенно ссорились в машине, пересекая кукурузную глухомань, а после — сплотившей их опасности. Вторая часть фильма по вине других дейтвующих лиц и несуразной, невразумительной концовки бесповоротно и окончательно убивает все преимущества фильма.
В «Плетеном человеке» мы наблюдаем тот же убийственный перекос — все усилия Николаса Кейджа, который играет хорошо, и вполне пригодно выражает естественные чувства своего героя (непонимание, возмущение, бессилие) отправляются в топку по вине слабого сценария, блеклой режиссуры и вялости акторов, которые просто не знают, как играть, учитывая явную беспомощность диалогов и поведения их персонажей. Исключение составляет лишь экранная возлюбленная Кейджа, которая отыграла сою роль настолько безжизненно и деревянно, что хотелось дать ей в ухо: «Очнись!». Весь фильм она проплавала с одним выражением лица: «Кто я? Где я?», не проявляла никакой озабоченности по поводу пропажи ребенка, и на месте Кейджа, который и без того терял терпение из-за ее заторможенности, я не орала бы на нее, а била.
Из-за отсутствия пресловутого саспенса, фильм абсолютно не воспринимается ни как ужас, ни как мистика, и большее, на что он может претендовать — это средний, но довольно неплохой детектив, т. к. узнать, чем же все это кончится, желание есть. Плюс ко всему, отрезанная от мира колония, которая ничуть не изменила образ жизни с 19 века, и в которой жители ведут себя странно, явно что-то скрывая за маской дибилойдного непонимания, вызывает желание разобраться — ху из ху и уай. При этом откровенно жалко Кейджа, который ломится в закрытые двери, расшибает лоб, но долгое время не добивается никаких результатов. Впрочем, и сам он по сценарию довольно несообразителен и ненастойчив. Например, задав местной селянке вопрос: «Знакома ли вам девочка на фотографии?», он минуты две смотрит на то, как она улыбается, а после кивает и уходит. Что, интересно, он прочел по ее туповатой улыбке? Я — ничего. Но это я, а то — Кейдж. С другой стороны, он кое-где помахал пистолетом, кое-где прикрикнул, кое-куда пробрался. Жаль только, что при полном отсутствии помощи и поддержки, шансов у него было немного. И это в бабском-то царстве! Улыбаюсь.
Итог: вполне смотрибельный детектив, который мог быть оказаться зрелищнее, но не оказался. При этом если настроится на неторопливый, созерцательный лад, смотрится он довольно легко, а Кейдж пробуждает понятные симпатии хотя бы потому, что он — Кейдж. Кстати, муж мой, глядя на Николаса в роли обычного патрульного, а позже, наблюдая за его беспомощным мельтишением на острове, сказал: «Как-то Ник совсем не крут, даже непривычно». Но герой симпатии внушает.
6 из 10