Что скрывает плоть?Есть несколько причин по которым можно отнести картину «Познание плоти» к десятке лучших фильмов на тему секса. Во-первых, она представляет интерес с чисто исторической точки зрения. К началу 1970-х в Америке, как известно отгремела так называемая «сексуальная» революция, в связи с которой отношение между мужчиной и женщиной стали радикально пересматриваться. Освобожденные от оков пуританской морали консервативных 50-х предки Адама и Евы отчаянно предались бурным половым радостям, лишь впоследствии заметив, что каким-то образом нужно приспосабливаться друг к другу и в духовном плане. Пожалуй, в остальной части истории, вплоть до наших дней, более не предпринималось столь масштабной, грандиозной и подготовленной экспедиции в область экзистенциальной и сексуальной сферы. На этой ниве очень удачно выразил себя американский режиссер Майк Николс, выпустивший в 1967 откровенную и честную сексуальную комедию «Выпускник», а спустя четыре года решивший заглянуть еще глубже в нутро проблемы, сняв экзистенциальную драму про роковую трагедию (обернувшуюся ужасами СПИДа и распадом семьи) жизни целого поколения со своим близким другом, новоиспеченной звездой экрана Джеком Николсоном.
Кстати, Николсон и является второй, но не менее важной причиной посмотреть этот фильм. Многие зрители, мало знакомые с кинематографом до 1980-х годов, знают актера по ролям в Блокбастерах вроде «Отступников», «Волка» или «Бэтмена», между тем статус главного артиста 70-х он заработал не просто так. Для данной картины, как и целого ряда других культовых лент, именно Николсон является основным стержнем, на который нанизывается все остальное. В конечном счете, философия фильма базируется не столько на сюжете (который, как мы убедимся также достоин отдельных дифирамбов), сколько на экзистенциальном лабиринте, единолично спроектированным и возведенным великим артистом последнего столетия. У главного героя фильма Джонатана были все теоретические предпосылки приобрести статут «культового» подобно своим кровным братьям Ренделу МакМерфи или Джорджу Хэнсону. Ведь это не просто яркая индивидуальность, но собирательный образ, впитавший в себя боль и разочарование от невыносимой легкости бытия самого свободного поколения самой свободной страны в истории. Примечательно, что еще задолго до рейгановских восьмидесятых, фильм Николса пророчески предсказывает неизбежное возвращение к семейному очагу и консервативным ценностям. Несколько сцен Николсона, сыгранных в характерной для актера сверхэкспрессивной манере, буквально вышибают дух из этого фильма. Однако с другой стороны неуемную энергию Джека разумно ограничивает сдержанный ритм повествования, а также оригинальный режиссерский стиль, который и является третьим стимулом к просмотру этой киноленты.
Николс, как и многие другие режиссеры начала семидесятых большую часть времени проводил в кинотеатрах за просмотром зарубежных европейских классиков — Антониони, Феллини, Бергмана и прочих грандов. Естественно, их манера съемки радикально повлияла на его стиль, что особенно подчеркивается в Антонионевско-Бергмановской манере данного фильма (что и неудивительно учитывая послужной список оператора Джузеппе Ротунно). К счастью, Николс использует наработки коллег настолько умело, что нередко возникает желание причислить фильм к шедеврам как минимум американского кинопроизводства. Сегодня на такую манеру съемки, ввиду больших трудозатрат, не решается практически никто, тогда же это считалось обыденностью и потратить лишние сутки ради хорошего двухминутного «мастершота» было чем-то само собой разумеющимся. Сегодняшний зритель, приученный к сумасшедшему монтажу, как минимум отдохнет, как максимум получит удивительное и новое эстетическое удовольствие от длиннейших эпизодов, снятых одним дублем, а также сверхкрупных планов артистов, отыгрывающих на пределе. Замечательную визуальную составляющую подкрепляет размеренный саундтрек, состоящий из бывших хитов джаза и блюза первой половины двадцатого века. Размеренная, неспешная мелодия словно успокаивает страстный ураган половой жизни героев, уносящий их от берегов «мирного» существования. Как бы ни хотели они разгадать последнюю загадку своего влечения, какую бы еще, кажется окончательную тайну сексуальности они не раскрыли, каждый раз они оказываются перед следующей, еще более странной и непонятной ложной истиной, путь избранный ими бесконечен, о чем они сами, безусловно догадываются. Тут-то мы и наталкиваемся на четвертую причину, в связи с которой фильм можно как минимум назвать выдающимся — чрезвычайно глубокий, до конца честный со зрителем, во многом тяжелый, но очень смелый сценарий Джулса Файфера.
Сказать о том, что дискурс фильма заставляет задуматься — почти ничего не сказать. На самом деле Николс, Файфер и Николсон решили предпринять своеобразную попытку группового психоаналитического сеанса с участием публики. Вот почему так много крупных планов снято с прямым обращением актеров в камеру, вот откуда прямые параллели между сексуальной жизнью Николсона и всего американского населения, которое видит в актере отражение себя. За казалось бы не самой примечательной фактурой стандартного любовного треугольника (в котором типичные противоположности страстного и сентиментального начала никак не могут договориться о сущности третьей стороны — вечной загадки меняющейся женственности от матери до любовницы) скрывается красивая формула о вечном поиске и удивительном преклонении перед тайной истиной «другого» (в данном случае женщины), которая может довести до святости или экстаза, а может до смерти и безумия. Сама сексуальность в фильме также представляется своеобразным лабиринтом, кто-то находит в нем сокровище и преклоняется перед ним в немом изумлении и бесконечном почтении, а кто-то, как герой Николсона, обречен вечно блуждать по нему в погоне за новыми удовольствиями, которые в итоге, заводят бедного странника в ловушку мужского бессилия.
Наконец, последнее и, пожалуй, самое важное достоинство картины состоит в ее «познавательной» функции. Волей-неволей приходится сравнивать методы сексуального воспитания, предпринятые Николсом в чисто художественной форме и полное их отсутствие на данный момент в нашей отчизне. Нечего и говорить о том, что, например, расстояние от нашей картины «Интимные места» до «Познания плоти», как от Земли до Солнца. На фоне наших картин, едва-едва пробивающихся сквозь твердыни пуританской морали, занимающейся конфискацией фильмов с оголенной женской грудью, пока в реальности творится форменный разврат, «Познание плоти» безусловно выступает некоторого рода откровением. Наряду с целым рядом других европейских картин, сумевших дистиллировать из сексуальной революции лучшее, фильм Николса отличается свежестью, откровенностью и честностью, в особенности сегодня, спустя почти полвека. Увы, нынче, тема секса намеренно игнорируется — с одной стороны ее слишком гиперболизируют как это было в «Нимфоманке» Триера, с другой недооценивают снижая до уровня плоских шуток о потере девственности и прочее. При этом никто не решается взглянуть открыто на проблему совместимости всех форм телесной близости при полной эмоциональной отчужденности. Проблема есть, но говорить о ней становится невыгодно, скучно и тяжело. Как показывает практика, современные киноделы не могут ее осилить, справиться с ней были способны только настоящие мастера середины прошлого столетия, взращенные золотой эрой Голливуда, вдохновленные «Новой волной» и поддержанные еще не утратившими художественную совесть крупными киностудиями. И фильм Николса яркий тому пример.
