Застой в головеУдивительное дело – до «Послесловия» я смотрел американский фильм режиссёра Д. Гамбурга «
Почему он?» (2016) с Джеймсом Франко в главной роли. И волей-неволей довелось сравнить обе картины – тем более, что материал для сравнения благодатный. Да, это совершенно разные эпохи (США современности vs апогей советского застоя), это диаметрально иные характеры (безбашенность молодого и консерватизм старого в первом случае и открытость жизни, почти детская любознательность старика против сухости, «футлярности», равнодушия молодого (ну ладно, «человека средних лет») в другом). Но суть ведь всё та же – столкновение поколений, их неспособность понять друг друга при том, что говорят они на одном языке, их объединяет и культурное поле, и единое прошлое страны, и, в конце концов, родные им обоим люди. Конечно, во втором фильме нет противостояния, более того – герои исполнены тёплых чувств друг к другу, миролюбивы и добры. Но контраст из-за этого не становится блёклым.
Хотя «Послесловие» очень скупо на краски. Сдержанность эмоций и чувств подкрепляется флегматичностью главного героя, которого играет великий Андрей Мягков. Он диссертант, занятый работой, которая ему самому неинтересна; подозреваю, что и семейная жизнь опреснилась настолько, что отъезд жены в командировку не внёс какого-то разнообразия в его унылую жизнь. Унылую, и это при условии, что он имеет возможность путешествовать по миру и исследовать сафари, а в перспективе у него намечается поездка в Штаты (а на дворе 1982-1983 годы!). Да, рутина способна с неимоверной жестокостью поглотить интерес к жизни, сделав из неё сморщенную тряпочку. И тут врывается неожиданный вихрь, ураган, кипящий в уже пожилом хирурге, прошедшем и войну, и долгие годы славного, но сложного медицинского труда – тесте главного героя, роль которого исполняет ещё более великий Ростислав Плятт. И на протяжении всего фильма (камерного по своей сути, ведь двух персонажей вместе видим в основном только в пределах квартирки) мы наблюдаем встречу двух поколений, и соотношение сил обескураживает: старый тесть полон энергии, он всё так же, как, наверное, и 70 лет назад, рад грозе и с восторгом встречает её, он сыплет цитатами классики и изучает никому не нужный древнегреческий язык. Он хочет пойти в цирк, он встречается со старыми товарищами, да что там, он даже занимается стиркой белья, тогда как его детишки давно полагаются в этом бытовом вопросе на прачечную.
Что же его зять, человек, по всей видимости, лет 40-45? День его похож один на другой. Он встаёт, садится за печатную машинку, и, закуривая одну сигарету за другой, мучительно выдавливает из себя научный текст. Ему кажется, что текущая работа мешает его изысканиям, и для этого герой Мягкова уходит в отпуск. И выясняется, что мешает не работа, а он сам себе. Всё подчинено стандартному распорядку, жизнь фактически механизирована. Чего не скажешь о тесте-южанине: вот он по-южному и активен, и ждать от него ежедневно можно что угодно.
При этом конфликта между ними никакого нет. Мягков (что характерно, в фильме не названы имена главных героев, поэтому приходится обращаться к именам артистов), хотя и несколько раздражён сангвиничностью Плятта, но добр, учтив и внимателен к нему. Плятт же, в свою очередь, пусть и бывает надоедлив, но понимает, что его участие не всегда уместно. Но в этих мелких мелочах – недосказанностях и невысказанностях, когда, например, Плятт разражается длинным небезынтересным монологом, а Мягков не говорит в ответ ни-че-го – показано очень многое.
Городская жизнь с её суетой, требованием постоянной концентрации внимания, активизации на работе и бытовыми проблемами стирает очень многое человечное в человеке. Что там гроза? Не чудо природы, а потенциальная угроза стабильному электричеству в подъезде. Оттого столь раздражены выходящие в кромешную тьму лестничной площадки соседи, совершенно не знающие друг друга. «Где мы едем?» – вопрошает тесть, видя безжизненные серые новостройки, от одного вида которых сводит зубы. «Это Тушино» – отвечает зять. «Да, и здесь был тушинский вор?..
Скудно, скудно» – с досадой отвечает старик. А как тут не досадовать? Это вид совсем не радует глаз, а ведь там квартир 400, не меньше. И в каждой люди, и в каждой жизнь, и в каждой творится своя история. И чем дальше, тем больше эти истории сливаются друг с другом в единое целое «истории советского человека», истории быта советского человека, истории зашоренности и замыленности. Это не камень в огород СССР, это, скорее, горечь, поскольку мы, нынешние, получили это печальное наследие. Мы отвыкли видеть великое в малом, радоваться даже самым незначительным событиям, да и книги у многих по-прежнему стоят в качестве декорации.
Но далеко не всё мы получили в наследство от Союза. Прежде всего – в «наследственную массу» не вошли умение снимать такие фильмы – и главное – смотреть их. Да, эпоха сменилась, снимать (писать, петь, играть) как раньше уже неактуально, это старо, это эпигонство, но оттого такие недооценённые творения, как, например, «Послесловие», своей прелести не теряют, а, пожалуй, напротив – с каждым годом её приобретают.
9 из 10