Итальянские сластиЖизнь — весьма пресная штука. Вот, иду я по улице, необыкновенный человек, который играет в шахматы лучше Лионеля Месси, а в футбол круче Анатолия Карпова, а никто за мной с фотоаппаратом наперевес не охотится, не пытается заполучить росчерк авторучки в заветный блокнотик, на банкет с придыханием в голосе не приглашает. Вот мимо пробежал корреспондент местной районки, даже не повернув головы в мою сторону, ведь в городской ресторан проездом пожаловал Борис Моисеев, и завтра все жители обязательно с жадностью прочтут на развороте, что он ел, и у какого окна сидел, а счастливая повариха будет не один год рассказывать о сошествии небожителя в наш захудалый мирок.
Термин «папарацци» вошел в лексикон жителя планеты Земля с лёгкой руки классика кинематографии Федерико Феллини. Фильм «Сладкая жизнь» удачно попал во временную вилку, когда чиновники и церковники, с воодушевлением предавшие анафеме картину, были вынуждены кто покинуть пост, кто отойти в тень, выдав тем самым картине бесплатный промоушен. А успех в Каннах и академическом Голливуде зафиксировал статус шедевральности. Тем более, что «Сладкая жизнь» — это просто мечта для кинокритика. Каждая сцена, каждый эпизод на протяжении без малого трех часов можно без особых усилий подвести под любую философскую или социальную базу. От первых кадров прилёта Иисуса Христа в Вечный Город до глухоты светского льва к гласу простой девчонки перед титрами.
И хотя режиссер был со многими выводами рецензентов не согласен (например, двусмысленное название он трактовал не с каноническим осуждением гламурной прослойки общества, а с призывом осознать, что жизнь состоит из волшебных мгновений, которые хочется пить, как сладкое вино), от него уже мало что зависело. Киноведы и публицисты, наперегонки включающие «Дольче виту» в списки лучших фильмов всех времен и народов, убедительно отлили в граните действительные и придуманные достоинства картины. Уже просто неприлично не быть знакомым с символом великой эпохи в итальянском кино, а попытки заикнуться про будничность темы и затянутость хронометража вытатуируют на репутации символ профана.
Тем более, что и актерская игра, и музыка, и операторские эксперименты действительно на высоте. Понятно, что икона стиля Марчелло Мастроянни элегантен и многогранен, так ведь и остальной ансамбль как на подбор — и Анита Экберг, и Анук Эме, и Ивонн Фюрно расцветали орхидеями. Вот только облик Алена Кюни постоянно пробуждал в памяти персонажа пожилого эротомана из «Эммануэли», что поделать, уж больно сильна оказалась юношеская зарубка. А вот проигрыши Нино Роты слушались зачастую как отдельные произведения, благо рефлексирующий темп повествования тому способствовал.
И не хочется, откровенно говоря, морализировать про никчемную жизнь столичного журналиста, отсутствие такта репортеров, детскую непосредственность заморской звезды и прочую религиозную наивность. Окружающая реальность соткана из похожих фракталов. Мало кто поднимается с каждым днём по алмазной колеснице, гроздья собственных недостатков давно прошли точку невозврата, стадное чувство велит верить не то, что в Мадонну — в непогрешимость очередного новоявленного политика. Aetate fruere, mobili cursu fugit. Пользуйся жизнью, она так быстротечна. И все равно рано или поздно поймешь, что вектор был повернут не в ту сторону. Хоть привкус сахарина останется от сладкой жизни.