Как Крис Картер с церковью не поладилВ 16 веке на Тридентском соборе, осудив протестантское учение, католическая церковь приняла одно весьма значимое решение, прямо скажем — историческое: а именно, епископы постановили, что таинство не зависит от личности священника — например, таинство крещения. Даже совершенное злостным недоброжелателем Рима, жестоким кальвинистским пастором, крещение остается даром свыше, а исповедь такому духовному лицу получает апостольское отпущение. К сожалению, в стране, гордящейся своей демократией, не только это элементарное правило, но даже разделяемый всеми церквями постулат о том, что час Судного дня не может быть известен человеку, вполне себе могут не входить в багаж религиозных представлений образцового гражданина, например — маньяка.
Большинство маньяков, с которыми имеет дело Фрэнк Блэк (Лэнс Хенриксон), не только вкушает свои запретные удовольствия, но и карает, ввиду близящегося милленаристского рубежа — двухтысячного года. И в этом их глубокое родство с Фрэнком, умеющим проникать в сознание убийцы каким-то загадочным образом. Ведь и Фрэнк стремится раздать сестрам по серьгам, правда — руководствуясь законами конкретного Штата. Полицейские, федералы, представители таинственной группы «Миллениум» крутятся, как статисты, по указке Фрэнка. Еще у Фрэнка есть алиби — традиционные жена и дочурка, о безопасном мире для которых Фрэнк печется, но зрителю несентиментальному они, конечно, безразличны, как пластмассовые. Тут и становится ясным, почему в отличие от «Секретных материалов» этот проект Криса Картера, несмотря на весь аппетитный макабр, не стал легендарным. Малдер и Скалли одиноки перед мощью государственной машины, оказавшейся в руках заговорщиков и негодяев, они готовы шею себе свернуть, потому что их не устраивает, что «истина где-то там», а тут сплошная дезинформация, подаваемая с самой наглой ухмылкой. За что эти двое и любимы настолько, что зрители перевалили через нудный шестой сезон, состоящий почти из одних «затычек» и тяжеловатого остроумия. В мире, затопленном информацией, очень обидно, что более, чем на девять десятых, это суррогат для жвачных. А жену монтировочкой кокнуть еще при динозаврах могли.
У Фрэнка одна, по сути, мотивация: он делает что-то, потому что он может это делать, — то есть та же самая ядрено-вывихнутая логика, что и у маньяков. Когда шестой эпизод первого сезона начинается с издевки убийцы над исповедью и над нравственным обликом исповедующего иезуита, а затем Фрэнк отправляется на расследование расправ над священниками, — уже не Фрэнк, а Картер выдает себя, подмигивая публике «в теме». Дело-то случилось в городишке Такома. Любой знакомый с гностицизмом легко переставит буковки в этом слове, похожем на иудейское название первичной Бездны, и расшифрует анаграмму. Получилось? Намек на основной миф гностицизма объясняет и прочее. Презрение к церкви, указания на то, что высшая миродержавная сила бесчеловечно-жестока, ибо она — лишь власть Демиурга, печального демона материи, уверенность, что мир закончит свое существование огненной катастрофой, а не преображением, интерес к особам, по мере способностей разрушающим недостойное творение Демиурга, иначе говоря — серийным душегубам. И, конечно же, это удивительное дарование Фрэнка смотреть глазами убийцы изнутри его черепа — просто метафора гнозиса, познания, выходящего за пределы дурного материального мира, каковое, судя по «Тысячелетию», Фрэнк и разделяет с маньяками. Они ведь именно вырваться из мира и желают, предварительно «избавив» от оков кого-нибудь за компанию. О, Фрэнк это очень понимает, потому что подобные нехорошие чувства испытывают даже лемминги. Но лемминги не заблуждается на счет того, что эти чувства выводят на какие-то истины о высших основах бытия. Например, о грядущем конце мироздания. Гностики — не лемминги.
Преступления шестого эпизода направлены не на отдельных порочных священников, на сами Таинства и веру. Прозреваемое отсутствие высшей справедливости, Промысла в делах века сего порождает злобу и насилие, подталкивает бросить вызов Богу. Или обвинить Бога, признать Его преступным, приравнять к Демиургу. И мы бы не заговорили про тридентский догмат, если бы Крис Картер в последнем из опусов о Малдере и Скалли «Икс-файлз: Я хочу верить» не выдвинул против церкви «аргумента» о священнике-развратителе. Ознакомившись с «Тысячелетием», мы знаем, что это не просто дань модной «охоте на ведьм» — на педофилов в рясах.
