Нет в фильме жизни, страсти, настоящего чувства, которыми дышит роман.Раскинулась в фильме тихая, спокойная, бескрайняя матушка-Русь. Молочные реки омывают кисельные берега. Эй, гуси-лебеди, из какой сказки залетели вы в эти бесстрастные земли? Радостные казаки хором поют на покосе добрые песни. Девушки в дорогущих праздничных платках с кистями валяются в траве. Где простой затертый ситчик, куда пропал тот пьянящий воздух свободы, которым напитаны страницы «Тихого Дона»? Наверное, реализм начался и закончился на грязных ногтях Аксиньи, обнимающей на белейших простынях любимого Хришу.
Вот Григорий Мелехов был очень органичен. Он единственный не играл, а был вольным казаком, любящим женщину и свою родную землю. Остальные, как ни старались, остались городскими людьми, пытавшимися вжиться в образ.
Речь в фильме просто режет слух своей нарочитостью. Аксинья — какая-то истомленная озабоченная девица. Маковецкий остается верен Чехову, Достоевскому, но никак не Шолоховскому роману. Слишком он интеллигентен и тонок для этой роли, хотя трудится изо всех сил. А эти покрашенные свеженькой красочкой двери в домах, а потом затертые под старину, как в Школе ремонта.
И общее впечатление от картины — напомаженные герои, чистый лубок. Нет в фильме жизни, страсти, настоящего чувства, которыми дышит роман.