Жизнь прекрасна и вечна лишь недосказанными историямиКар Вай давно отучил меня стесняться сантиментов. И слез. Тем более что о его фильмах можно говорить и писать лишь ими, то есть бормотать, нашептывать, намекать.
Что сравнится с родными карваевскими нотками безнадежности? Когда ты каждой клеткой видишь, знаешь, что никакая сила в мире не возвратит утраченного, былого, но оно и невозвратным продолжает жить, болеть, сиять. И ты влюбленно и жадно вглядываешься в мерцающее святилище – память о прошедшей красоте, отдавая ей душу, сживаясь, сродняясь.
И все понятно без слов.
И речь кажется дикой, ненужной, а все слова – древние, мудрые – залитыми золотом янтаря, неприкосновенными, немыми, тяжелыми. Когда они падают на весы времени, вспархивают бабочками тени древней страны.
И от их томно мреющей красоты становится душно.
И кругом сказочно золотятся свет и дым, сквозь них не разобрать полустертых историй.
И мелодично позвякивая, без устали сочится жидкий огонь - время.
И вдыхая его горячий поток глазами, ты обретаешь ожоги сердца.
И сырые струны дождя, как хирургические нити, пришивают тебя к легенде, к преданию, к мечте.
И все земное исчерпано. Прошлое не принадлежит ему.
И память влюбленно обнимает забвение.
И начало сказки отчаянно ищет конец.
И, конечно же, не находит.
Жизнь прекрасна и вечна лишь недосказанными и недоплаканными историями-легендами.
Впрочем, как и любовь.
Кар Вай в который раз не допел, не договорил ее. Она присутствует здесь лишь как видение. Двое в вечном разделении. Она далекая. Он не приблизится. Соль романтизма - искать и все не находить. Соль его - воздушность, мечта, запредельность, недостижимость. И никакого быта. И никаких боев.
Не воины и драки, а нежная романтическая поэзия - вот в чем душа «Великого мастера». Легкие бессмертные касания любви сквозь время. Их музыка трепещет только об одном: Ип Ман и Гун Эр все еще танцуют в бою, целуясь с дождем и снегом. Верный рыцарь красоты и монашка совершенства.
Ип Ман прожил долгую жизнь властелина, и распри его с миром были свободные и мирные, как непорочная вода дождя. Гун Эр выбрала стать средоточием идеи - совершенства справедливости, а стала рабыней обета, и дырявые, мертвые глаза мести, ухмыляясь, смотрели на нее. Не воплотилась ее любовь. Не сбылась жизнь.
И он без нее состоялся не весь. Наполовину. Остался без пуговицы… Но разве нам судить? «Непознаваемы, неприкосновенны. Проходите».
А знаете, точно такой же танец, как Ип Манн и Гун Эр, исполнили в этом кино Кар Вай и его самая большая любовь – Китай… и Прошлое.
P.S. Мы совсем по-другому сегодня глядим в наше былое. «Орда», «Жила-была одна баба», «Сибирский цирюльник», «Царь», «Утомленные солнцем»... «Все так и прет прямо в глаза, лубочное, аляповатое, разбухшее» (А. Блок). Разбухшее то от крови, то от мании величия. Нам очень не хватает уверенной и неприкосновенной любви к своей родине, какою любит Китай Кар Вай. Идеализирующей сердцем, а не заказом.