Порздно и почти случайно посмотрела фильм. Совершенно заворожена и теперь 'склоняю к сожительсву' тех, кто мне близок и дорог.
Фильм изумительной подлинности и балаганности. Удивительно точное соотношение вот этого балагана, игры, прикола и полной подлинности. Гениальная хореография. Фантастически точное актерское попадание во всех ролях.
И - для рефлектирующего даже профессионально и особенно любительски, как я, человека - поразительный результат: фильм, на который совершенно не хочется навешивать моральных суждений.
Зато с изумлением наблюдала при первом просмотре, с первой новеллы, как неизбежно совершенно чужие и даже чуждые мне и не притворяющиеся настоящими (балаган потому что, и заставка фильма впрямую говорит об этом) люди быстро начинают вызывать подлинное и глубочайшее, до слез сочувствие. Испытав это в первой новелле, в следующих уже знала, что получу - и это приходило.
Очень трагично. Я думала: почему сами создатели фильма называют его комедией? Потом вспомнила, что свой 'Вишневый сад' Чехов назвал комедией и отстаивал это, - а ведь пьеса Чехова о том же, об одиночестве человека, о том, как люди не слышат друг друга.
Замечательны в фильме всяческие сдвиги, мера вкуса в них тончайшая, интуитивная, - респект и суперреспект режиссеру. И со временем тоже - вдруг замечаешь те или иные нелепости, нестыковки (например, хроника событий 'Уважения' - единственной новеллы, где финальное разрешение конфликта происходит ПОСЛЕ пожара Шапито) - и понимаешь, что это не промахи, не небрежность, а некая нелинейность того параллельного мира искусства, который лучше отражает реальность, чем фотографическая точность. И то, что этот пиараллельный мир еще и притворяется 'фотографичным' - изумительно.
Смертельно жаль почти всех главных героев, и полный катарсис, полное сердечное сопереживание и переживание этой скорби.
Классно, что герои фильма носят имена и даже фамилии 'играющих' их актеров, и при полном великолепии актерского мастерства в фильме как-то и язык не поворачивается сказать - 'он играет' (Еще бы! Разве 'Знаменский играет Знаменского', 'Вера играет Веру' и 'Алексей играет Алексея'? Впрочем, Петр Мамонов вполне-таки играет Отца, но тут тоже фишка - суть-то самого образа Отца есть игра-игра-игра, а Мамонов, 'играя' эту роль, обретает высочайшее достоинство самоиронии). И вот - не играют, а живут, и при этом - в той же сильнейшей степени существуют в балаганном и нарочито нереальном пространстиве балагана, шапито-шоу. Как это можно было сделать, как такая штука может ПОЛУЧИТЬСЯ - не понимаю, но - она получилась!!!
В трагичном пространстве фильма оптимистична только третья новелла, 'Уважение' - влюбленные глаза, которыми Сын смотрит на отца в поезде, после всего пережитого и благодаря этому обретший и себя, и святую любовь к отцу - это непередаваемо здорово, и это просто святыня любви...
И еще, финалы первых двух новелл - встречные взгляды сквозь пламя, пламя сперва кажущееся - да и намеренно сделанное - театральным, символическим, - но тут же соотносимое с пламенем пожара. Это как раз точка, где особенно ясно высекается искра эстетики фильма, его 'двоемирия' - и пламя разгорается из этой именно искры, пересечения и ссечения несливаемых, несоединимых миров. Дело в том, что ни по логике 'реалистической', ни по логике театральной (тут уж балаганность исчезает, но остается театральность) эти люди, неподвижно смотрящие друг на друга - Вера и Алексей, глухие 'индейцы' и 'отряд имени Саманты Смит' - не то что не включатся в общую панику спасающихся, но и вообще для них не существует никто и ничто, кроме тех, на кого они смотрят. И 'тут', и 'там' им остается одно - гибель; наверное, они и гибнут, только в этом, нашем мире это было бы по меньшей мере полное крушение всей прежней жизни и прежнего человека (ну типа, если бы их кто-то всех повытаскивал из огня), а в театральном мире - и прямая гибель от этого огня. Но получается, что это неизбежное, художественным образом безусловно и просто 'в лоб' показанное и неоспоримое - все-таки остается тайной для нас (мало того, многие в своих рецензиях стараются продлить линию 'любви Веры и Алексея' или говорят о 'победе дружбы' четырех глухих), а в новелле 'Уважение' шизофренический балаган, в центре которого - Отец на скале Дива - происходит уже после пожара, после этой кульминации и... и вроде все живы, и поджигатель Сережа Попов при этом еще никакой не поджигатель. Вернусь к сказанному раньше: нестыковки, анахронизмы и сдвиги - это непременное свойство этого балаганного, но исключительно подлинного и... совсем не 'игрового' пространства.
Спасибо создателям фильма, - фильма, который по-настоящему и глубоко способен жить во мне и, кажется, все дальше будет прорастать, пониматься, ощущаться.