Фильм снят по одноимённой пьесе Кормака Маккарти (Cormac McCarthy), лауреата Пулитцеровской премии 2008 года за роман «Дорога». По Кормаку Маккарти уже были сняты два отличных фильма: «Старикам тут не место» братьев Коэн и «Дорога» Джона Хиллкаута (по тому самому премированному роману). Пожалуй, Кормака Маккарти можно назвать одним из лучших писателей современности; у нас, в России писателей такого уровня сейчас уже нет. И вот теперь за экранизацию Маккарти взялся выдающийся актёр Томми Ли Джонс.
В фильме всего два персонажа — профессор (его играет сам Томми Ли Джонс) и проповедник (Сэмюэль Джексон), превосходный актёрский дуэт. Всё действие фильма происходит в одной комнате, и действия, собственно, нет, вместо него — одни разговоры. И эти разговоры затягивают. Сначала смотришь фильм просто с интересом, но в последней трети картины интерес сменяется восхищением.
Фабула такова: профессор пытается совершить самоубийство, бросившись под поезд «Сансет Лимитед», но его внезапно удерживает некто, какой-то негр. Он приводит профессора к себе домой, и между ними завязывается диалог. Негр оказывается бывшим преступником, убийцей, который в тюрьме уверовал в Бога и стал проповедником (хотя о конфессиональной его принадлежности не говорится ни слова, но, судя по всему, он — протестант).
Проповедник, что называется, грузит профессора-атеиста религиозной пропагандой. Тот несколько раз порывается уйти, но проповедник удерживает его, понимая, что профессор, уйдя, вновь попытается покончить с собой. Проповедник и так и сяк давит на профессора, стараясь разбудить в нём религиозное чувство и отвратить его от суицида. Слушая его, профессор, казалось бы, задумывается о чём-то и пытается понять те религиозные положения, о которых слышит из уст собеседника.
Сама манера, в которой проповедник говорит о вере, типично американско-протестантская — несколько развязанная и бодро-напористая, словно бы он не Христа проповедует, а рекламирует какой-то коммерческий продукт. Мне довелось однажды присутствовать на проповеди одного американского баптистского проповедника, которого синхронно переводили на русский, — вот и тут я увидел что-то такое, какой-то христианский маркетинг, глядя на который, становится немного неловко за этих искренне верующих американских братцев во Христе, искренность которых отдаёт какой-то фальшью, словно бы пьёшь «натуральный» фруктовый сок и ощущаешь явственный химический привкус, от которого хочется сплюнуть.
После того, как схлынули словесные потоки, вылитые проповедником на голову профессора, последний начинает говорить и выворачивает перед проповедником душу, и тут словно бы ядовитый чёрный дым наполняет комнату. Профессор носит в душе такой ужас, такой нескончаемый кошмар, что проповедник, едва заглянув в чуть приоткрывшуюся ему бездну, обхватывает голову руками. Вся его протестантская бодрость и самоуверенность сползают с него, как смытые кислотой. Он понимает, что его проповедь оказалась бессильна и бесполезна; он подбирал слова-ключи, чтобы открыть ими сердце профессора, но оно не просто закрыто на замок, а наглухо заварено. Перед тем экзистенциальным ужасом, что клубится в душе профессора, все слова проповедника оказались просто шелухой, жалким детским лепетом, и проповедник это понял.
Надо сказать, что в последней трети картины, когда профессор излагает своё мировоззрение, атмосфера фильма резко меняется, переходит на другой, более глубокий уровень, и происходящее на экране начинает явственно напоминать фильмы Ингмара Бергмана. Только у него можно было услышать из уст героев подобные монологи, полные жуткого и глубочайшего отчаяния, смешанного с каким-то вселенским ужасом; и вот теперь мы слышим подобное в телепьесе по Кормаку Маккарти. Небывалый случай в истории кинематографа — чтобы герой американского фильма заговорил на языке бергмановского отчаяния.
В общем, проповедь не достигла цели, проповедник понял, что он не в силах удержать человека, носящего ад в своей душе, от последнего шага, ведущего в окончательный ад. Профессор просит выпустить его из квартиры, и проповедник уже не удерживает его, но обречённо открывает ряд замков на двери. Возникает ощущение, что открывается дверь, ведущая не в коридор на этаже, а в загробную бездну. Профессор уходит.
Проповедник в отчаянии. Оставшись один, он обращается к Богу:
«Не понимаю, на что Ты меня сюда послал? Если Ты хотел, чтобы я помог ему, то почему не дал мне слов? Ему-то ты их дал. А мне?..» Его проповедническая миссия потерпела крах, и он не понимает почему. Он думал, что обращать заблудших на путь истинный — это его призвание, к которому он вполне пригоден, но теперь понял, что есть трещины, которые ему не перепрыгнуть, и ограды, которые не перелезть. Внутренняя тьма человека может иметь такую концентрацию, которую не просветит жалкая лампочка его тусклой веры. Он-то думал, что его вера сияет, как мощный прожектор… Но иллюзия рассеялась, соприкоснувшись с подлинной реальностью во всём её глубинном ужасе.
(Рекомендую смотреть этот великолепный фильм в переводе Юрия Сербина.)