Безумие как искусствоЕсли честно, я никогда не являлся большим фанатом Антона Павловича (хотя отец постоянно читал какой-нибудь томик из полного собрания), но его достоинства неоспоримы. Являясь мастером короткой прозы, он умещал глобальные, вечносущие вопросы на нескольких страницах. Его стиль можно охарактеризовать так — выразительная сжатость, спокойствие, зрелость. В абсолютном большинстве произведений также содержится скрытая ирония, не всегда заметная с первого взгляда, едва уловимая сатира. Но несмотря на все эти прелести, рассказы Чехова увлекали меня не больше, чем лекции по нозологии костного мозга какого-нибудь средневекового врачевателя. Посему я принимался за просмотр с довольно холодной предрасположенностью, подкрепленной фактом принадлежности картины к той части российского кинематографа, которая вроде бы арт-хаус, а вроде бы и для широкой публики.
Какого же было мое удивления, когда я на двадцатой минуте фильма забыл обо всем на свете и со страхом и удивлением наблюдал за разумным безумием доктора Рагина и рациональными суждениями иррационального пациента Громова. Можно возразить, что все это присутствует и в литературном первоисточнике. Конечно, это так. По сути рассказ «Палата N6» — это танец. В начале, разум подобно кавалеру ведет безумие по четко выверенной стройной гармоничной траектории, демонстрируя сногсшибательную удаль и сноровку… Но под конец происходит смена ролей и вот уже безумие неистово волочит наш (читательский) беззащитный, обессиленный разум, тщетно ищущий опоры в окружающем мире, но, конечно, не находящий ее. Видимо такая ситуация была общераспространенной и проблема «ума и без-умия серьезно волновала общественность (ведь всего через несколько лет выйдет «Толкование сновидений», ставшее бестселлером).
Но рассказ Чехова (в противовес тем же психоаналитическим теориям) — совершенно автономный, уникальный и очень редкий (в то время особенно) взгляд на безумие художника, автора и творца. С него, фактически, начинается восхождение абсурда на всемирный литературный Олимп. Кафка еще учится в начальных классах, Беккет даже не ergo-sum, а Антон Павлович Чехов уже создает рассказ, со всей основательностью, логичностью и последовательностью обличающий ТОТАЛЬНОЕ безумие мира, превратившегося в хаос или одну общую психиатрическую лечебницу, из которой некуда бежать.
Оставляя в стороне прочие литературные достоинства этого замечательного произведения, перейдем непосредственно к экранизации. Я не берусь обличать и критиковать манеру Шахназарова, так как большинство его приемов остаются для моего непрофессионального глаза незамеченными…Но все-таки, возможно, что перенос действия на 150 лет вперед должен бы несколько повысить градус сатиры над шизоидным капиталистическим обществом, которое абсолютно все психиатры единогласно признают нездоровым — а ведь в связи с этим серьезно меняется восприятие произведения. Поэтому полудокументальная метод съемки играет двойную роль. С одной стороны, он не сильно нагнетает напряжение, отчего фильм провисает, да и актерам (читающим «пустые» монологи) приходится туго, но с другой — именно такой подход позволяет увидеть обе необходимые составляющие безумия — социальную и личностную. Мы можем наблюдать одновременно обе сущности Рагина — доктора и пациента, члена общества и экзистирующего (да еще как, причем — задолго до буржуя Антуана Рокантена) индивидуума.
Что представляет из себя процесс погружения в безумие, каковы его причины и характеристики? Точных ответов никто не знает. Зато все сходятся в одном — необходимый метод лечения, не меняющийся по прошествии столетий (но не тысячелетий — ведь когда-то безумцев признавали за избранников божьих) — все тот же — полная, безоговорочная, абсолютная изоляция без права обжалования…Ведь, как известно, кто безумен — тот уже не прав…
«Когда общество ограждает себя от преступников, психических больных и вообще неудобных людей, то оно непобедимо.» (с)
