Мы выбираем, нас выбирают, Как это часто не совпадаетСреди самых древнейших профессий есть такие, к которым всякого рода (высоко)моральные императивы не применимы абсолютно ввиду неизменной категорической некоррелированности с их истинной сутью богопродавцов, мусорщиков и подлецов. Душу Дьяволу они, само собой, не продали, самих себя не заложили, ведь им самим очень часто приходится примерять на себя роль великого искусителя, и, чем ниже порог собственной совести, тем выше пределы пресловутых пороков, которые они и в себе не таят, и в других пробуждают с очевидным успехом. Банкиры, страховщики, маркетологи, журналисты, политологи... Хороший, в значении честный, журналист - это преимущественно мертвый журналист, невзирая на все присужденные премии типа Пулитцера, ибо коротка жизнь тех служителей пятой власти, что не обслуживают власти вышестоящие, а уж купить можно всех. В свою очередь настоящий пиарщик и политолог - это тот, кто не гнушается никаких методов для достижения своей основной цели - создание идеального политика; высшее искусство лжи, предательства, манипуляций и пропаганды, в совокупности из никого создающего будущего властителя дум и казны.
Пит Сент-Джон, всеми уважаемый политический консультант, имеющий под рукой немалый административный ресурс, соглашается принять непосредственное участие в предвыборной кампании бизнесмена из Огайо Джерома Кейда, которого проталкивают наверх вполне определенные олигархические круги. В окружении будущего сенатора активно вьется ядовитой змеей некто Арнольд Биллингс, рисковый и наглый пиарщик, начавший спустя некоторое время активную кампанию противодействия Сент-Джону. На фоне этого конфликта меркнет сам Кейд - излишне рефлексирующий, как для будущего политика.
Для Сидни Люмета не впервой вскрывать хирургическим путем гниющие, кровоточащие язвы государственной системы жизнеобеспечения социума, при этом выбирая в качестве главных героев, сражающихся против этого склизкого левиафана, одиночек, изгоев или слишком неоднозначных персонажей, часто ходивших по ту сторону улицы. Таковы Серпико из одноименного фильма, бунтари-грабители из 'Собачьего полудня', Говард Били из 'Телесети' или Фрэнк Гэлвин из 'Вердикта', но совсем не таков, сколь бы не пытался его сделать чище и белее сам режиссёр, Пит Сент-Джон, герой Ричарда Гира из политической драмы 'Власть' 1985 года. Драматургический конфликт между условно хорошим и условно плохим героями в этой картине нивелирован самой косной сутью показываемой изнутри закулисы, где святые идеалы и принципы возможны лишь в случае некоего политического суицида, но по факту - никто из героев ленты осознанно на такое окончательно не пойдет, поскольку слишком дорога своя шкура, слишком уютно свое убежище, слишком низко падение...Оттого внезапный инсайт Сент-Джона воспринимается как не более чем авторский промах на фоне острокритических витийствований в сторону как республиканцев, так и демократов, между которыми Люметом поставлен знак сущего равенства. Впрочем, такое несколько силлогично идеалистическое изображение ускользающего протагониста Пита видится следствием сырости дебютного сценария Дэвида Химмелстина, на откровенно дидактическую сущность которого Люмет по привычке наростил собственную диалектическую плоть, к финалу ленты расставаясь со всякой притворной иллюзорностью мира власть имущих.
Пит Сент-Джон до определенной степени воспринимается самым большим лицемером среди всей остальной клоаки. Его нельзя назвать ни идеалистом, поскольку они долго не живут и уж тем более не выживают в политическом акульем бомонде, а вся его идейность носит скорее характер пресловутой имиджевой окраски, ни тем паче реалистом, ибо, имея власть, проще самому создавать реальность вокруг себя, зная изначально чуть больше обыкновенного Джона Смита или Доу. Пит не из породы беглецов, но он из типажа конформистов, которым тем не менее присуща еще слабая совестливость, понимание неизбежности наказания за косвенное ли участие в тех или иных преступлениях. Но Пит не настолько честен даже сам с собой, как его визави Биллингс, чуть более чем полностью использующий в своем арсенале влияния волчьи законы, замененные им на какие-то там десять заповедей или конституционные права. Если Пит Сент-Джон предпочитает балансировать на грани между полным скотством и притворной преданностью моралите, то Биллингс прямолинеен в своей очевидной гнусности, а уж в контексте того, что они оба обслуживают интересы одного и того же кандидата, их все более приобретающий угрожающий характер конфликт мировоззрений воспринимается символически не как борьба ангела с бесом, но как противостояние меньшего зла большему, хоть режиссёр и прибегает к постулированию тривиальной дихотомии Черное-Белое (в роли асоциального пиарщика Арнольда мы видим молодого Дензела Вашингтона). Внутренние моральные барьеры у Пита Сент-Джона есть, и он их переступить сможет лишь в крайнем случае, тогда как Арнольд Биллингс беспрекословно является зеркальным отражением своих хозяев, и Пит от этого очевидного отражения бежит, искренне предполагая, что лишь так он спасется пока не поздно. Только эта его попытка морального спасения кажется предумышленным побегом от грядущего разоблачения, ведь на сей раз дилетанты правят бал, косплея Уотергейт по косой и поперечной.
Впрочем, торжества благолепия ждать не стоит; Люмет не склонен вестись на уловки-22 власть предержащих, по гамбургскому счёту решая финал в духе недосказанности, многоточия, и в конце концов приглашая зрителя на эшафот так называемой демократии, что видится скорее полной фикцией, чем реальностью. К финалу герои киноленты превращаются в функции авторского изобличительного высказывания против всех, ведь власть неизбежно берет верх даже над самыми честными натурами. Тем паче жить то хочется, чем умирать за некую реваншистскую идею, становясь не столько врагом народа, но самого себя, что так глупо поддался эмоциям самого низшего порядка.