АгонияБатрак по призванию и нищеброд по натуре влюбляется в прекрасную дочь своего хозяина, но по правилам естественного отбора в женихи получает от ворот поворот. Однако долго кручиниться несчастному работяге не приходится — внезапно на хутор решает нагрянуть Басаврюк, местный патимейкер и чистый дьявол во плоти, мастер устраивать огненные тусовки с напивающимися до синьки казаками и отстрелом не желающих куковать верхом на берёзе попов. Он-то и предлагает парню сделку — тот сорвёт для него вечером накануне Ивана Купала цветок папоротника, а взамен получит немалую часть от найденного с помощью фольклорного макгаффина клада. Несчастный влюблённый, на свою хмельную голову, соглашается, и в итоге получает желаемое в двойном объёме, ведь звон колдовского золота прельщает не только желанную панночку, но и её отца, который, недолго думая, отдаёт родную дочь в лапы несчастливой судьбе.
Прошедший до начала своей режиссёрской карьеры хорошую школу операторской работы украинец Юрий Ильенко в своей второй полнометражной работе полностью отдаёт событийную составляющую на откуп средствам визуальной изобразительности. Собственноручно берясь за переосмысление одного из классических гоголевских произведений, он полностью лишает его самобытной яркости, заменяя живость литературного языка неумелой и неуёмной абстракцией расплывающихся на глазах образов. Решаясь практически полностью отойти от традиционного наведения мостов со зрительским восприятием, Ильенко ограничивает описание происходящего вступительным титром, призванным очертить экспозицию, но на деле практически не несущем никакой смысловой нагрузки. Фильм больше походит на ожившую иллюстрацию маргинального художника, чем на произведение, способное жить самостоятельной жизнью, ведь без знания текста повести вникнуть в сюжет возможно далеко не сразу. Пытаясь навязать игру в откровенный арт-хаус, создать кино «в чистом виде», Ильенко увлекается демонстрацией «чуда» с первых минут — живой поросёнок вылезает из котелка со свининой, пугает трапезничающих героев и окунает зрителя в бешеный круговорот смешений трансцендентной и имманентной реальностей, жертвой которого становится и сам режиссёр. Местный вакуумный сюрреализм пытается неуклюже заместить тревожный мистицизм повести Гоголя, однако лишь усугубляет беспомощность гротескной иносказательности сюжета, практически целиком состоящего из цепи взаимосвязанных пустот, заполнить которые ничем, кроме как демонстрацией изобретательной операторской работы, здесь не пытаются.
«Вечер накануне Ивана Купала», безусловно, удачен некоторыми статичными кадрами и построением ключевых мизансцен, но динамика монтажа и неловкие манипуляции с перспективой кадра в попытке ещё больше абстрагировать безумные галлюцинации героев от реальной действительности окончательно добивают и без того отравленную избыточным символизмом картину. Попытка совершить психоделический трип по стопам инфернальных наваждений знаменитого писателя провалилась, и единственное, что запоминается в итоге, так это зацензурированный операторской работой кунилингус в берёзовом лесу, домыслить который, в отличие от основного пласта калейдоскопично сменяющих друг друга метафор, труда не составляет.