Глядя на год создания фильма, прежде всего думаешь, для какой аудитории он был предназначен в свое время. Кажется, десятью годами ранее, это был бы стандартный телефильм (назвать его по-настоящему художественным язык не поворачивается, бюджет очевидно микроскопический, и сама стилистика больше соответствует тому, что зовется спектаклем), не плохой и не хороший, снятый для того, чтобы оказаться в сетке вещания и благополучно уйти в архив. Но в начале 1990-х он выглядит очевидным анахронизмом. Нет, я не утверждаю, что в это время нужно было снимать именно «черные» криминальные фильмы, предельно глупые комедии и тому подобный доминирующий тогда в нашей стране эстетический трэш. Но специфика кинематографа неизбежно связана с тем, что каждая лента должна быть соориентирована на определенную аудиторию, самое авторское кино все равно подразумевает ее как имплицитную категорию. В этом смысле данное искусство наиболее ангажированное из всех, более того, едва ли не привязанное к дате премьеры как приниципиальной меже, где и решается, что будет с конкретным произведением дальше.
«Призраки зеленой комнаты» скорее репрезентируют самую ситуацию распадающейся системы кинопроката. Ясно, что первоначальный импульс у картины имелся, бюджет все же выделили, но вот о дальнейшей судьбе уже не думали. Единственное, что связывает фильм с актуальной ситуацией, — акцент на условно мистической составляющей сюжета Пристли: стареющему автору пьес мерещится далекое прошлое театра, с настоящими страстями и трагедиями, перетекающими со сцены в жизнь и возвращающимися обратно. Практически стерильное в плане мистики советское кино в последние годы своей агонии выдавало мистику и ужасы с завидной регулярностью адепта культа карго. Понятно, что это не выдерживало сравнения даже с самыми посредственными жанровыми лентами США или Западной Европы, потому и воспринимается сейчас как неловкий казус.
Однако, если настойчиво искать скрытый месседж, то он все же обнаруживается. Очевиден намек на перемену времен, слом традиций и прочие катастрофы подобного рода. Истинное искусство ушло, но его еще можно спасти — вот, что акцентируется в фильме. Однако при всей своей наглядности данный тезис легко оспорим. Советское кино хоть и было одной из ведущих мировых школ, но существовало в искусственной обстановке планового производства и господдержки. Коммерциализация системы привела к тому, что весь этот контекст стремительно ухнул в бездну. Поэтому воспринимать претензии создателей фильма на некий категорический императив несколько неудобно, особенно если помнить, сколько тенденциозных однодневок снималось, и сколько ныне признанных шедевров ждало своего времени в архивах или шло крайне ограниченным показом. Поневоле получается эффект ложной антитезы, который не может скрыть ни участие замечательных актеров, ни авторитет британского драматурга, ни общая культуроцентричность сюжета.
6 из 10