В многополярном мире грядут перемены, международная торговая организация рискованно тасует кадры, а один из главных ее дипломатов — Доминик Офаль — вдруг становится объектом интереса таинственной секретной службы. Таинственной настолько, что неизвестно, чьи интересы представляет. Сам Офаль, получивший кодовый номер 51, чист и безупречен — скучнейший человек, даже пошантажировать нечем, а значит, невозможно завербовать. После очередной провальной операции агентам удается выкрасть бумажник, но и его содержимое вгоняет в сон: билет, открытка, невинная фотография. Деваться некуда, серьезные мужчины с пультами и маркерами открывают сеанс глубокой аналитики бесполезных бумажек. Досье на номера 51 пока пустует.
«Досье на 51-го» — кино из лучших образцов французского формализма, когда автор готов положить все на алтарь одной структурной идеи. По сути визуальный ряд сводится к стесненным субъективной камерой блужданиям по серым закоулкам секретных офисов и крупноплановому вглядыванию в мятые черно-белые фотографии. А где-то за кадром монотонная болтовня агентов прослушки, постепенно превращающаяся в заунывный саундтрек, контрапунктом вещающий о чем-то своем далеком. Наполовину утонувший в электрическом свете мир «Досье» целиком состоит из медленных магнитофонных бобин, шуршащих листков с блок-схемами человеческих отношений и роскошных усов руководителя операции. Бюст бывшей любовницы Офаля обсуждается протокольным языком, технико-тактические характеристики проходят сложную верификацию — «не маловат ли?». Застегнутый на все пуговицы мужчина с указкой детально объясняет, какими видами нетрадиционного секса занимались подозреваемые — окружение внимательно слушает. Иначе говоря, бытие секретного агента — это даже не царство скуки, а скорее вечная неловкость и рассредоточенный по кабинетам, буквально свисающий с отштукатуренных потолков сюрреализм. Над которым, впрочем, запрещено смеяться. Зрителям в том числе.
Интерьеры будто бы очень знакомые, опыт подсказывает, что вот-вот должен случиться кафкианский поворот или зазвучать антитоталитарные напевы. И пока зритель ждет чего-то эдакого, перед глазами пролетает весь фильм — такой вот растянутый во времени слом стереотипа. Все настолько логично и правильно, что можно углядеть тонкий переход от расхожего «дань реализму» к всамделишному художественному приему. Люди в кадре надолго не задерживаются, в объективе руки, спины, затылки. Финальная операция не показана — показана ее репетиция. «Досье на 51-го» дает сложную систему преломлений, жизни здесь нет, есть только ее интерпретации. Потому главным героем видится вовсе не Офаль, история которого выходит довольно банальной социальной драмой со скучной развязкой. Скорее тут можно обнаружить парафраз извечного сартровского «жить или рассказывать?» и экранизацию уже не философской, но вполне осязаемой победы текста над событиями. Агенты выбрали вторую альтернативу, погрузились в мир цифр и фактов, в мир вспышек и фрагментов, навсегда убрав руку с пульса времени. И компенсировать затаенный экзистенциальный ужас можно только машинами, женщинами да водкой с мартини.