Лебедь и рак (без щуки)Фильмы, большая часть действия которых происходит в стенах салона самолета, сами по себе — своеобразный поджанр. Замкнутый и отделенный от земли мирок, наполненный незнакомыми, но вынужденными находиться вместе в течение нескольких часов людьми — эта декорация определяет некую специфическую атмосферу вне зависимости от самого жанра фильма — хоррор, триллер или ромком. И, надо отдать должное режиссеру «Рейса 7500» — он легко и достаточно увлекательно вводит зрителя в свой вариант этого мирка, выпукло обрисовывая (спасибо и достойным актерам, конечно) портреты и жизненную подоплеку тех, кому предстоит действовать на экране. За живыми пассажирами рейса 7500 с естественными и не пустыми диалогами интересно наблюдать и без всякой мистики, когда же она начинается… фильм начинает стремительно терять высоту.
Совершенно очевидно, что Такаши Шимицу хотел снять нечто большее, чем банальный хоррор. Смерть одного из пассажиров от непонятного происхождения приступа задает небанально, веско (насколько это возможно в разговоре случайных знакомых) озвученную персонажами тему смерти, нашей готовности к ней и способности осознать ее неизбежность. Вкупе с, как уже упомянул, достаточно живыми (и в большинстве своем жизнерадостными) характерами героев в исполнении неплохих актеров это обещает интересное развитие сюжета — конфликт жизни и неожиданно оказавшейся буквально в соседнем кресле смерти — конца всему. Вот только когда дело наконец доходит до мистики, режиссер неожиданно быстро и легко скатывается в разбитую колею жанровых клише — отважно и наперекор всякой логике бредут в полную темноту с фонарем хрупкие девушки, еще совсем недавно вполне себе от мира сего и здравомыслящие ("Бу!»), из неизвестно откуда взявшегося тумана у пола выскакивают чьи-то руки ("Бу! Бу!»), в отражении выключенных мониторов мелькает какая-то чертовщина ("Бу! Бу! Бу!») Притом — и спасибо за это — расправа с жертвами, в отличие от традиционных ужастиков, остается за кадром, крови и мяса в фильме практически нет — но это все же вопрос чисто эстетический, логичности происходящему данное обстоятельство, конечно, не добавляет. А вот то, что мы так до самого конца и не увидели того/тех, при взгляде на которых герои вопили что есть мочи и помирали — это нарушение уже «бу»-канона, которое режиссер, коль скоро решил забраться на эту территорию, допускать, кажется, не должен был.
Словом, ни рыба философско-драматическая, ни хоррорное мясо не получилось у Шимицу, как бы старательно он ни тянул в обеих направлениях, что твои лебедь да рак. Наметившаяся было поначалу атмосфера от такой неровности к концу скукоживается, лишние эффектные, для красоты, детали (кукла, пробирки с волосами) не то, что не помогают объяснить происходящее, а еще больше запутывают зрителя. И, наконец, окончательно и неловко обрубает этот короткий (1,20) фильм странный двойной финал, очередной несъедобный солено-сладкий бутерброд: идейная кульминация фильма с примирением-катарсисом все осознавших героев + темный экран + еще 2 совершенно непонятных минуты ради финального «бу!» перед титрами (обычно такие огрызки служат обещанием сиквела и вставляют их уже после титров).
Так что еще раз: при всем явно ощущаемом опыте режиссера и оператора, талантах актеров получилась у Такаши Шимицу «не мышонок, не лягушка, а неведома зверушка» — странная и нежизнеспособная. И ее тем жаль, что под этим неловким нагромождением все же есть некая идея, которую под руководством опытного режиссера вполне могли бы внятно сыграть здешние неплохие актеры.