Убить дракона в кукушкином гнездеУж сколько раз твердили миру о ценности личной свободы. Но человек — животное глупое, упрямое, и с ослиным упорством продолжает бегать по полю с граблями и набивать себе шишки самостоятельно. О невезучих адептах подобного спорта, вступивших в конфликт с законом тоже рассказано немало. Книг и фильмов о тяжелой или не очень тюремной жизни, о загубленных судьбах и погонях за счастьем, удачных и неудачных побегах и забытом вкусе свободы существует бесчисленное множество, однако братья Тавиани представляют собственное видение известной драмы о клетчатом небе.
Однажды в стенах психиатрической больницы появился новый человек. Этот незнакомец с легкостью попирал законы, которые до этого казались незыблемыми, подарил хроникам бьющий в лицо свежий ветер, безбрежную морскую синь и чувство полета, напомнив им о собственных чаяниях и мечтах, почти не видимых сквозь раз и навсегда поставленные диагнозы и пелену лекарственного бреда. Он просто не мог иначе, брызги этого фонтана желания жить разлетались далеко в стороны, заставляя шевелиться даже тех, кто, казалось бы, на это совершенно неспособен. Финал той истории был трагичен, но недаром говорят, что судьба любит повторять свои сценарии, но не любит повторяться.
В фильме «Цезарь должен умереть» место МакМерфи занял режиссер, приехавший в тюрьму строгого режима «Ребибия», чтобы поставить там шекспировскую пьесу. Но в центре внимания не он, а те самые хроники — заключенные, осужденные за особо тяжкие преступления, выступающие в непривычной для себя роли актеров. Они с удивлением открывают для себя мир театра, мир хлестких слов и точных метафор, описывающих такие знакомые, но вместе с тем такие новые образы. Судьбы придуманных неидеальных персонажей и реально существующих неидеальных людей сплетаются между собой так тесно, что кажется, будто герои этого спектакля в спектакле сами с трудом чувствуют разницу между настоящим, проживаемым в рамках постановки и в действительности, но от этого контраст с их прошлым ощущается особенно остро. Однако окунуться в чью-то, не свою, жизнь, пусть и на время, оказывается не так просто. В пещере души слишком мало места, особенно если там уже давно поселился дракон, пресекающий любые попытки выхода за пределы тесного, но по-своему уютного мирка. Безусловно, наркодилер, убийца или мафиози вряд ли мыслят такими категориями, да это и не нужно. Они просто чувствуют: что-то мешает. По-настоящему прожив, пропустив через себя чужую драму, каждый из них невольно убивает своего звероящера, но его предсмертная агония не может не отразиться на мировосприятии хозяина. Именно тогда открываются глаза и взгляд падает на серые стены, на решетки на окнах, на голубое небо, до которого впервые в жизни захотелось дотянуться. И раздается горький вздох понимания — обретенная на миг свобода в самовыражении на сцене, этот внезапно ставший цветным мир, потерян навсегда.
Но «Юлий Цезарь» — это пьеса не только о политике или о предательстве. Это история о противоборстве личностей, могущих увести за собой народ. Толпа безлика, она с одинаковой готовностью и горячностью одобряет и порицает нового лидера, теша себя иллюзиями о самостоятельности собственного выбора. Миром правят индивидуальности, и эта простая идея вирусом проникает в подсознание исполнителей главных ролей в спектакле. Они заключенные, осужденные судом, а значит и обществом, навсегда отверженные. Однако даже в подобных обстоятельствах перед ними всегда остается выбор, о котором они прежде не задумывались, выраженный в словах другого шекспировского героя, где «быть» и «не быть» означает не просто биологическое существование, но осознание себя как личности. Этот путь тернист, но всегда найдутся смельчаки, не побоявшиеся ступить на него. Имена храбрецов тюрьмы «Ребибия» будут указаны в титрах. Тех, кто сумел не просто победить в себе внутреннего дракона, но заявить об этом миру, отстаивая право на собственное существование.
Умело смешивая жанры документального и игрового кино, ловко жонглируя яркими контрастами темпераментных речей актеров и полутонов их эмоций вне пространства импровизированного театра, ритмичных звуков музыки тюремной жизни и тишиной душевных переживаний каждого, братья Тавиани дают зрителю возможность объять необъятное. Одновременное присутствие внешнего и внутреннего проявления эмоций, общественного и интимного, помогает заглянуть за кулисы, оставаясь при этом в зрительном зале, отделить действительно важное от наносного, понять причину, по которой эти мятежники, запертые в четырех стенах, так отчаянно просят бури. Они просто ищут покой. Покой не как способ отрешения, но как возможность присмотреться к самому себе и увидеть право имеющего, который уже достаточно силен, чтобы не решать судьбу дрожащих тварей. Того, кто обнаружил в дальнем уголке пещеры крохотные крылья. Пусть он не сможет на них взлететь. Но по крайней мере попытается.