И тут открылась бесконечностьНесколько лет назад канал Euronews в программе «Learning world» показал восхитительный репортаж об образовании в тюрьмах, а в широком смысле о надежде, которую дают знания и искусство людям, оказавшимся «на обочине». Среди сюжетов этой передачи был рассказ о драматическом кружке в итальянской тюрьме, где каждый год заключенные под руководством театрального режиссера Армандо Пунцо ставят новый спектакль. В сравнении с российской пенитенциарной системой, которая из любого мало-мальски приличного человека сотворит полное ничтожество, художественная самодеятельность итальянских зэков кажется вершиной гуманизма. Похоже, Рим еще верит, что преступника можно исправить, воззвав к его бессмертной душе. Верят в это и братья Тавиани, получившие в 2012 году «Золотого медведя» Берлинского кинофестиваля за аналогичный полудокументальный фильм «Цезарь должен умереть».
За съемочным материалом они отправляются в тюрьму строгого режима «Ребибия», где заключенные, наркоторговцы, убийцы, мафиози, должны в течение полугода подготовить для сцены «Юлия Цезаря» Уильяма Шекспира. От самого спектакля в фильме остается лишь финальный отрывок, когда занавес опускается, и актеров препровождают в камеры. «Цезарь должен умереть» посвящен бесконечным репетициям, разворачивающимся во всех мыслимых уголках тюрьмы. Таким образом, шекспировская пьеса обретает совершенно новое звучание. Перед нами уже не декорации Древнего Рима, но римская тюрьма, не актеры, которые «перевоплощаются» в преступников и жертв, но те, кто вновь проживают величие, власть и предательство.
Кинематограф неумолимо соскальзывает в постмодернистские игры со зрителем, требующим все большей достоверности происходящего. Рамки документального и художественного кино размываются, образуя новый континуум полутонов и загадок. Остается все меньше возможностей пожаловаться, что так не бывает и это очередная сказка, разыгранная на экране, а, следовательно, возрастает и острота ощущений от просмотра. Реальность как таковая не столь художественна, и ей в свою очередь нужна рука мастера, который умелыми мазками ее подправит. Так братья Тавиани не снимают все репетиции, как они есть. Актеры, конечно, самые настоящие преступники, но и они могут перед камерой отыграть свой самый удачный дубль, а оператор поставить камеру так, что внутренний дворик «Ребибии» будет выглядеть величественнее, чем римский форум.
Сценарно «Цезарь должен умереть» — этакая концептуальная постановка пьесы Шекспира, призванная помочь осветить не только проблемы древнеримской истории, но возможно и проблемы современной Италии. Скажем, удивительная органичность, с которой зэки проживают роли Кассия, Брута, Деция и Цезаря, отбрасывает тень на печальную репутацию Италии, как страны, скованной в мафиозных тисках. Можно посмотреть на фильм как на размышление о природе демократии и о выборе между общественным благом и внутренней этикой. Не чужда «Цезарю» и трактовка целительной роли искусства для искореженных душ. Для героев фильма постановка оказывается настоящим глотком свободы, который со всей жестокостью отражает их нынешнее положение — от четырнадцати лет до пожизненного заключения. Им открывается безбрежность духа, нескончаемый путь вверх, но возможно физически они никогда уже не выберутся со дна. Свобода, она внутри или снаружи?
Братья Тавиани, получая приз Берлинского кинофестиваля, не преминули напомнить, что даже заключенный остается человеком. Пора бы им в гастрольный тур по российским колониям со своим фильмом. Когда дети пятнадцати лет, оказавшиеся за решеткой, пускают себе по венам воду, чтобы хотя бы на неделю оказаться в госпитале, скрываясь от ужасов тюрьмы, о каком гуманизме мы вообще можем вести речь?