Вот таким, по-моему мнению, должен быть кинематограф.
Но прежде — по славной традиции — две цитаты.
«Страшная ошибка современного человека: отождествление жизни с действием, мыслью и т. д. и уже почти полная неспособность жить, то есть ощущать, воспринимать, «жить» жизнь как безостановочный дар. Идти на вокзал под мелким, уже весенним дождем, видеть, ощущать, осознавать передвижение солнечного луча по стене — это не только «тоже» событие. Это и есть сама реальность жизни. Не условие для действия и для мысли, не их безразличный фон, а то, в сущности, ради чего (чтобы оно было, ощущалось, «жилось») и стоит действовать и мыслить». (прот. Александр Шмеман)
«Требуют, чтобы были герой, героиня сценически эффектны. Но ведь в жизни не каждую минуту стреляются, вешаются, объясняются в любви. И не каждую минуту говорят умные вещи. Они больше едят, пьют, волочатся, говорят глупости. И вот надо, чтобы это было видно на сцене. Надо создать такую пьесу, где бы люди приходили, уходили, обедали, разговаривали о погоде, играли в винт, но не потому, что так нужно автору, а потому, что так происходит в действительной жизни». (А. П. Чехов)
По мнению Тарковского кино как вид искусства располагается где-то между живописью и музыкой. Еще по его мнению фильму не особенно-то и нужен сюжет. Не «увлекательный» и не «закрученный» сюжет, а сюжет вообще — как таковой.
Но это я так, к слову. В «Древе» сюжет имеется — и весьма стройный.
Фильм позиционируется как «a hymn to life» — и прекрасно справляется с заявленной задачей. Скажу больше — если из фильма полностью убрать какие бы то ни было столкновения и конфликты (на которых он по большей части строится) и на заданной частоте изобразить _просто_ взросление конкретного Джека, картина бы нисколько не потеряла. Ну, в плане искусства. В плане зрительского интереса все иначе.
Тэрренс умудряется, заручившись поддержкой, как мы помним, живописи и музыки, проникнуть куда-то вглубь, в прохладные ниши жизни, которые мы чаще всего не замечаем, как не замечаем мелкий весенний дождь, например. Хочется иногда, по терминологии того же Андрея Арсеньевича, смотреть кино как смотрят на пейзаж, плывущий за окном поезда. Хочется погрузиться в мироощущение художника, в котором бег через поле или ужин с семьей — это то, из чего по большей части и состоит жизнь. Не каждую секунду же… ну, вы поняли. «Древо жизни» воспринимается на эмоциональном уровне и представляет из себя нечто интуитивное, не требующее вербальной расшифровки.
Что характерно, Малик не останавливается на масштабе одного человека, но задает прямо-таки космический разбег, сливая воедино столкновения планет и пощечины отца сыну. Скорее даже не так — режиссер масштаб одного человека выводит на космический уровень. «Я человек, я в середине мира, за мною мириады инфузорий, передо мною мириады звезд» — и так далее.
В целом это картина, которую даже не хочется расшифровывать; ее хочется посмотреть, впитать в себя — и все. Строгий инструментарий анализа может нарушить целостность воспринятого — а разве этого не стоит бояться?
Браво.
P. S. А как чудесно показано рождение ребенка! Да за одну эту сцену надо Малика на руках носить!